Зло, которое творят люди

– Итальянская бюрократия. Автомобили лежали погребенными под землей тридцать лет, но, когда мы их достали, полиция уведомила владельцев на случай, если те захотят забрать свою собственность. – Танкред утер слезу. – Кто-нибудь хочет аперитив?

Франческа покачала головой, а Джерри согласился:

– Выпью с вами за компанию, но только капельку. У вас есть джин?

– Есть ли у меня джин?! Сейчас я угощу вас выдержанным «Киото». – Танкред направился к мини-бару в другом конце кабинета.

– Как ты узнал, что джин – любимый напиток моего брата? – тихо спросила Франческа.

– По его дыханию.

Танкред вернулся с белой керамической бутылкой и парой холодных рюмок. Он налил им обоим.

– Кампай[65].

– Кампай, – повторил Джерри, сделав глоток из своей рюмки. – Великолепно. Но мне, похоже, такое не по карману…

– Иногда нужно позволять себе маленькие сумасбродства.

Танкред вытащил из альбома еще одну фотографию. Ее снял кто-то другой, потому что сам Танкред находился в кадре, притворяясь, что готовит что-то в большой сковороде на керосиновой плитке.

– Грязь послужила затычкой, так что кухня была как новенькая, хотя в метре от входной двери ничего не осталось. Сохранились даже несколько люксов.

– А что стало с вещами? – спросил Джерри.

– Все попало в хранилище муниципалитета, даже холодильная камера размером с эту комнату. Я подумывал купить ее и превратить в уличный кабинет, но, думаю, Сандей не согласилась бы.

– Вы не могли бы узнать, где сейчас эти вещи? Мне бы хотелось их осмотреть.

– Вы действительно уверены, что это как-то связано?..

– Все, что до сих пор оставалось без внимания, может оказаться важным.

– Я сделаю пару звонков.

– Можно мы пока посмотрим спальню Амалы?

– Конечно. Покажи ему комнату, Фран. Чуть позже я к вам присоединюсь.

Франческа, которая все это время молчала, погрузившись в размышления, провела Джерри на верхний этаж, где в ручке «Утюга» располагались телевизионный зал, маленькая библиотека и, в самом конце, угловая спальня Амалы с несколькими окнами, выходящими на парк и поля. Мебель была очень простой, почти вся из «Икеи», – Франческа помнила, как несколько лет назад ее выбирала сама Амала.

– Карабинеры уже обыскали весь особняк.

– Но они не знали, что искать.

– А ты знаешь?

Джерри ответил не сразу. Он открыл гардероб и начал перетряхивать одежду.

– Пока нет. Но по крайней мере, мы знаем, что он похитил Амалу не из-за тебя. Возможно, он приехал на стройплощадку за каким-нибудь сувениром и случайно столкнулся с ней.

У Франчески на мгновение закружилась голова.

– Ты уверен?

– Нет, но когда была снята фотография твоей племянницы, которую мы только что видели?

– Лет пять-шесть назад. – Франческа поняла. – По-твоему, это то самое событие, которое ты искал, которое послужило ему триггером?

– Возможно.

– Но почему он не похитил ее сразу? Она не подходила ему по возрасту?

– В том числе. Но если Амала спровоцировала что-то в его голове, причина может быть только одна. Это значит, что Джада, последняя из погибших девушек, была для него важна. Он был с ней знаком.

– И сам хотел ее убить? Но его кто-то опередил?

На лице Джерри снова появилось выражение, которое заставило выть Алеф, в данный момент дожидающуюся его в минивэне с остальной сворой.

– В чем дело? – спросила Франческа.

– Видишь, что твоя голова полна неточной информации? Тебе не удается выдвигать верные версии. Послушай… на какую публику играет подражатель?

– На всех, кто знает Окуня.

– Окунь – второразрядный серийный убийца, а значит, его знают в лучшем случае в Кремоне. Где шумиха на первых полосах газет, трубящих о возвращении Окуня? Ее нет. Значит, им движет не эксбиционистский нарциссизм. Существует лишь один человек, который, как уверен подражатель, поймет, что он делает: девушек, включая тех, о которых никому не должно быть известно, похищают в определенном порядке, причем совпадают как названия мест, так и даты.

– На ум приходит только Окунь. Но он мертв.

– Возможно, похититель твоей племянницы этого не знает.

66

Амала корчилась от боли в лопатке, жажды и желания сходить в туалет. В этом коридоре туалета не было.

Орест не показывался, он бросил ее, но Амала уже не могла держать себя в руках и начала выкрикивать его имя. На стене шевельнулась тень, силуэт обрисовался и тут же исчез. Амала огляделась. Коридор был пуст, и тень, казалось, отбрасывалась откуда-то слева. Потом из-за кирпичной стены послышался шепот.

– Прекрати, – произнес голос Ореста в миллиметре от ее уха.

– Я больше не могу. Мне нужно попить, и я сейчас описаюсь.

– Подойди к навесному замку и не оборачивайся. Не хочу, чтобы ты видела, откуда я вхожу.

– Но то, что написано в тех газетных вырезках под плакатами, – правда?

– Подойди к замку.

Амала повиновалась, насколько позволял трос. Через несколько секунд тени снова шевельнулись, и, обернувшись, она обнаружила, что в коридоре появились ведро и пластиковая бутылка воды.

– Где ты? – спросила она.