По словам дона Филиппо, единственным Дзеннаро, все еще живущим в Конке, был Микеле. Его родители умерли: отец – от инфаркта сразу после краха семейного дела, мать – от рака. Микеле нечасто показывался в деревне и никогда – в церкви. Он жил на Пьяцца-дель-Оролоджо, где они встретились с Джорджо, другом Джады, во время своего первого приезда в Конку.
– Он немного нелюдимый, – сказал дон Филиппо. – Но в его жизни случилось много несчастий. Родители, разорение…
– Кем он работает?
– Кажется, сезонником… Его зовут, когда нужна помощь при сборе урожая. Он со всеми немного знаком.
На домофоне трехэтажного здания, где жил Дзеннаро, была указана его фамилия. Франческа позвонила, но никто не ответил. Когда она вернулась к Джерри, тот обматывал пальцы скотчем.
– Что это значит? – спросила она.
– Перчатки могут порваться, – ответил Джерри, затем навалился на дверь, постепенно увеличивая напор, пока все его тело не задрожало от напряжения.
Замок со щелчком открылся. Они подождали минуту, чтобы посмотреть, не спустится ли кто-то на шум. Этого не произошло. Они вошли как раз вовремя, чтобы не попасться на глаза проходившей мимо компании ребятни с мячом.
Бронированная дверь квартиры на третьем этаже, которую они узнали по табличке над звонком, представляла собой более сложную задачу.
– Тихо ее не взломаешь, – заметил Джерри. – К счастью, на каждом этаже тут всего по одной квартире. Сейчас приду.
Джерри сходил в минивэн и вернулся с пантографным домкратом, после чего исчез еще на пару минут и объявился со старыми кирпичами. Он положил кирпичи на косяк двери, затем принес еще несколько, пока не осталось минимальное пространство, где он мог вертикально установить домкрат, примерно на высоте замка.
– Посторожи, чтобы никто не пришел, – сказал он.
Франческа встала на лестнице, задаваясь вопросом, что она сделает, если кто-нибудь придет. Джерри начал вращать рычаг домкрата.
– Сломается либо он, либо стена, – сообщил он.
Оба сломались одновременно с немалым шумом, хотя и не таким громким, как опасалась Франческа. Косяк был полностью сорван, и дверь болталась только на петлях. Джерри приоткрыл ее достаточно, чтобы в проем можно было пройти.
– После тебя.
Франческа протиснулась внутрь. Джерри последовал за ней, затащив в квартиру домкрат, прежде чем снова притворить дверь. Он почувствовал привычный зуд в затылке. На первый взгляд дверь могла показаться закрытой.
– Давай поторопимся, – сказал он, включив свет, потому что в помещении царила полная темнота.
«Только бы не найти здесь тело Амалы», – мысленно взмолилась Франческа. Тела в квартире не оказалось – лишь грандиозные завалы всякого барахла, заполонившего все комнаты, кроме небольших свободных пятачков, где стояли раскладной диван, холодильник и телевизор. Воняло затхлостью, но не тухлятиной.
– Как называется мания собирательства?
– Диспозофобия. Это вид навязчивого поведения.
– Но мы еще не знаем, действительно ли он подражатель. Хоть что-нибудь здесь на это указывает?
Джерри не ответил. Он замер, глядя на маленький вотивный алтарь, висящий в шкафу, похоже сколоченном из оливкового дерева. В отверстии для свечи лежали сухие трупики дюжины ос.
– Черт, – сказал Джерри.
Затем он увидел, что верхняя часть тела белой пластиковой Богородицы обернута куском газеты, так что лицо, изображенное в газете, совпадало с лицом фигурки. Это было лицо Италы Карузо.
Джорджо снова надавил на гудок.
– Его там нет, – сказал он. – Иначе он бы уже открыл.
– Посмотрим, – с деланым спокойствием отозвался Бенедетти.