– Думаете, я не знаю? К кому, по-вашему, они прибегают плакаться? Но Мария была не из таких. Кроме того… – Дон Луиджи открыл окно и указал на горные склоны. – Вы когда-нибудь бывали дома у Санте?
– Нет. Мы встречаемся в гостинице.
– Прошу вас, избавьте меня от подробностей.
– Простите.
Священник указал на долину:
– Видите ту группу ферм за мостом? Одна из них принадлежит Локателли. В деревню оттуда ведет единственная дорога, а у нас меньше двух тысяч жителей. Все друг с другом знакомы. Если бы у бедняжки Марии появился ухажер, мы узнали бы об этом. И отец тоже, а значит, парню не поздоровилось бы. – Он в упор посмотрел на Италу. – Это не секрет. То же самое я сказал магистрату на опросе.
– Но кто же, если не Санте, убил эту бедняжку?
– Наверное, кто-то заезжий. Но я уверен, что Мария ничем его не спровоцировала. Есть девушки, у которых на лице написано, что они плохо кончат, но Мария… Она была немного отсталой, если вы понимаете, о чем я.
– Недоразвитой?
– Скорее, невинной. Она была еще совсем ребенком. Знаете, каким был ее самый серьезный проступок? – На глазах священника выступили слезы.
– Нет.
– Она присоединилась к скаутам без разрешения Санте. У них штаб в молельне.
Упоминание о скаутах пробудило в Итале воспоминание, которое ей не удалось определить. Она отогнала его.
– Ну что ж, главное, что ее убил не Санте.
– Да простит меня Господь за то, что я сейчас скажу. – Священник понизил голос, словно действительно боялся, что его услышат на небесах. – Я мог бы поверить, что Санте избил ее до смерти в пьяном угаре. Ведь если вы еще не заметили, он пропойца. Но чтобы он задушил ее, спрятал тело, притворялся перед всеми, изображал горе… Нет. В это я не верю.
– А что говорила о нем сама Мария?
– Она любила его и терпела его грубость. Оглядываясь назад, я понимаю, что следовало посоветовать ей, чтобы сбежала из дома. Вдали отсюда с ней ничего бы не случилось.
Не желая возвращаться в бар на площади, Итала нашла гастроном и проглотила два куска фокаччи с вареной ветчиной и майонезом. Перекус она запила фантой, сидя на скамейке с видом на долину и ферму Локателли на заднем плане и пытаясь прогнать мрачные мысли. Затем стряхнула с себя крошки и пешком спустилась по серпантину. Ферма представляла собой двухэтажную лачугу, выстроенную отчасти из камня, отчасти из кирпича, с длинной покосившейся террасой, которая также служила навесом.
Человек, который не мог быть никем иным, кроме Санте Локателли, перетаскивал дрова из большой груды в сарай, крытый зеленым шифером. Делал он это при помощи тачки и, опустошая ее, каждый раз разражался ругательствами. Это был огромный мужчина с широкими плечами и мощными, как бревна, бедрами. Длинная борода и грязные волосы выглядели слегка запущенными, – впрочем, возможно, они были такими всегда.
– Господин Локателли! – окликнула его Итала.
– Я занят, – покачал головой мужчина.
– У меня к вам личный разговор.
– Я занят.
Итала подождала, пока он опустошит тачку, затем уселась на нее, оставив его с охапкой дров.
– Смотрите не опрокиньте.
– Какой вы любезный… Я прошу всего десять минут.
С этого расстояния Итала почувствовала алкогольные пары в дыхании мужчины и едкую вонь его пота.
– Можно узнать, кто ты, черт тебя подери, такая?
Итала не ответила.
– Ты из полиции.
– Я бы хотела, чтобы вы побеседовали со мной о вашей дочери.
– С какой стати?
– Потому что в противном случае я вернусь в сопровождении коллег.
– Предъяви удостоверение.
Итала приподняла фуфайку, показывая пистолет.
– Вы такие уже видели, верно?
Локателли с оглушительным грохотом швырнул дрова о стену сарая.
– Почему бы вам не отвалить от меня к чертям?
Благодушие исчезло с лица Италы.
– Санте, мне нужно задать тебе всего несколько вопросов. Сейчас мы с тобой зайдем в дом, ты сваришь мне кофе, мы спокойно его выпьем, десять минут поболтаем, а потом я уйду, и ты больше меня не увидишь.
– Я пью кофе в таверне.
– Тогда я сама его сварю, идет?
Чурбан смирился. Его дом оказался похож на свалку: мусор, грязная одежда, объедки, запах тухлятины, пустые бутылки. Итала не без труда отыскала заплесневелый кофейник, прогорклый кофе и покрытые налетом стаканы.
– Полагаю, уксуса у тебя нет? – спросила она.
Локателли не ответил и уселся за стол, расстегивая рубашку. Он был волосатым, как медведь, с грудью штангиста. Итала обошлась мылом, чтобы оттереть стаканы, вытряхнула кофе со дна банки и, прежде чем его заварить, вскипятила кофейник с водой и солью.
– Почему ты не наймешь домработницу, чтобы помогала тебе убираться?
– Ко мне никто не пойдет. Боятся.
Кофе поднялся, его аромат отдавал жареным. Итала отнесла его к столу.
– Это лучшее, что я могу сделать. Почему тебя боятся?
Локателли смотрел на дымящиеся стаканы так, будто не знал, что это такое.
– Потому что я умею за себя постоять.
– Что за ерунда…
– И потому что думают, будто это сделал я. Будто я спал с собственной дочерью, как животное. Судья тоже так думал. Назвал меня извращенцем. А как по мне, больной – это он, а не я.
Итала тщетно пыталась отыскать на его лице признаки стыда или чувства вины.