На судьбу он не жаловался. Она была похожа на капризную волну — взмывала вверх, вознося варвара в неслыханную роскошь и тут же смывая его вниз, за борт, в дикость, в глушь. Но Конан верил, что однажды эта капризная волна вынесет его на берег, где будет поджидать заманчиво посверкивающий трон и королевский венец. И уж тогда он своего не упустит. А там, может, и семейная жизнь покажется не такой уж и скучной. Но это будет еще через много лет. А пока — он просто расстанется с этой милой, нежной и самоотверженной девушкой и уедет, чтобы не обрекать ее на страдания, а то и на верную смерть. Однако легче ему от этого не становилось...
Вскочив на коня, Конан пустил его вскачь по ночной степи, подставляя ветру лицо. Рассвет еще не окрасил пурпуром сонное небо, но киммериец спешил. Нужно было проверить посты, осмотреть город. Всегда надо быть начеку. Конан невольно сжал рукоять меча при мысли о колдуне, избежавшем возмездия. Возможно, тот бродит где-нибудь поблизости. Какую черную месть он замышляет? Надо быть трижды осторожным! Жизнь все время как бы предупреждала варвара: «Не расхолаживайся!» Достаточно было вспомнить разгром Джафара туранцами или совсем недавний случай — нападение демонов на племя Морского Льва.
«Эх, Таргитай!— невесело подумал Конан.— Прислушался бы ты к моим словам. Хотя... разве я слушал кого-то в его возрасте? А зря. Может, и меньше шишек набил бы».
Проехав через Главные Врата, киммериец проверил часовых, выслушал рапорт нового начальника городской стражи, недавно назначенного из тех кемеров, что штурмовали с Конаном Аргаим. Затем, повторив ту же процедуру в воротах Внутреннего Города и в Золотых Вратах Уту, очутился внутри Главной Цитадели.
Оставив жеребца на попечение конюхов, Конан, повинуясь странному наитию, вдруг решил пройти во дворец не через парадный вход, а через неприметную потайную дверь, за которой начинался подземный ход, ведущий через старую нежилую часть дворца прямо в королевские покои. У этого хода было много ответвлений, которые шли во всевозможные комнаты, каморки, пристройки, а снизу он соединялся с наружным ходом, устремлявшимся за городские стены,— тем самым, по которому провел мятежников Ишпак.
Аккуратно закрыв за собой дверь, надежно скрытую кустами боярышника, Конан спустился в туннель. Рука его крепко сжимала меч, в любой момент готовый поразить крадущегося злоумышленника. Что-то подсказывало киммерийцу, что в лабиринте ходов творится неладное.
Освещения не было — никто не отваживался заходить сюда. Нащупав факел, воткнутый в расщелину в стене, Конан достал кресало, трут и зажег огонь. Теперь можно было продвигаться вперед.
Конан шел все дальше, напряженно вглядываясь в полумрак. И вот, наконец, перед ним замаячила дверь. Тихо открыв ее, Конан очутился в анфиладе пустынных залов, где под древними сводами гулко отдавались все звуки. Конан мысленно восхвалил Крома за то, что родился киммерийцем, умевшим ступать бесшумно, как рысь на тропе, и самого себя — за предусмотрительность: на ногах его были мягкие, облегающие ступню гирканские сапоги из оленьей кожи.
Чтобы не бряцать оружием, он убрал свой меч в ножны. И почти тут же пожалел об этом — из-за темного угла на него кинулся человек в капюшоне. Зажав грязной рукой рот киммерийца, он попытался сломать ему шею. Однако могучая шея варвара выдержала натиск стальных пальцев незнакомца. Вены вздулись, подобно канатам. Мощное усилие — и нападавший отлетел на несколько локтей, ударившись головой о стену.
Выхватив меч, киммериец бросился на врага, но тот, успев подняться, кинулся наутек по одному из многочисленных коридоров. В этом старом крыле дворца никто не жил на протяжении столетий. Что могло понадобиться здесь неизвестному? В любом случае, было ясно одно — он пробрался во дворец не с благими намерениями.
Погоня длилась недолго. Киммериец стремительно настиг своего противника, который, как ни старался, не мог оторваться от преследователя. На бегу Конан с силой ткнул рукой в загривок удиравшего, и тот полетел кубарем и затих, неестественно скорчившись на полу. Капюшон раскрылся, и Конан, направив на него свет факела, узнал немого аргиппея, всюду, как тень, следовавшего за Нэркес. Глаза его остекленели, из уголка рта стекла бусинка крови. Похоже, падая, раб сломал себе шею.
Держа меч наготове, Конан стал обшаривать глазами пустынные и заброшенные залы, комнаты, каморки, закуски и коридоры, ожидая засаду в каждом углу. Ворвавшись в одну из таких комнат, он едва не ступил в лужу крови, расползшуюся по полу. В центре, освещаемый тусклым светом факела лежал грузный мужчина в расшитом золотом дорогом камзоле и малиновых шальварах. Горло его было бесстрастно перерезано от уха до уха.
— Ишпак!— воскликнул Конан.— Что делал тут этот старый болван?