Зло Валузии

Но Арганбек молчал и только бешено вращал круглыми от страха глазами: то ли утратил дар речи от страха, то ли алчность лишила его языка. Однако Каскар не стал ломать голову над этой дилеммой и попросту вспорол стилетом полу полосатого халата, обнажив потайной карман, где был спрятан злополучный изумруд. С ликующим воплем гpaбитель схватил драгоценность. Он даже не обратил внимания на то, что на груди Арганбека, в том самом месте, где изумруд касался ее, расплывается странное зеленое пятно.

Разглядывая вожделенное сокровище, Каскар заученным движением, не глядя, метнул стилет — и злополучный Арганбек забился в предсмертных конвульсиях. Темная кровь, пульсируя, вытекала из пробитой шеи.

— Какая удача!— прошептал восхищенный Каскар, лаская взором роскошный изумруд. Он долго разглядывал его то с одной, то с другой стороны, позабыв обо всем. И вдруг лицо его резко побелело. Вопль ужаса вырвался из его груди. Та рука, в которой он сжимал драгоценность, вдруг начала стремительно приобретать изумрудный оттенок. Он попытался пошевелить пальцами, но тщетно — они застыли, будто вырезанные из камня.

Холодея от ужаса, Каскар перевел взгляд на труп купца — и обмер. Переливающаяся изумрудная статуя лежала перед ним. Казалось, Арганбек был изваян рукой божественного скульптора, удивительно точно передавшего в глыбе изумруда последнее движение умирающего. Даже капли крови, вытекшие из яремной вены, застыли зеленоватой драгоценной лужицей. Огромное богатство лежало перед вором — едва ли он смел мечтать о подобном. Оно было рядом, в его распоряжении. Но вряд ли зто вызвало восторг в его холодеющей душе. Последний обреченный вопль — и великолепная изумрудная скульптурная группа застыла в молчании, укрытая от внешнего мира полуобвалившимися стенами саманной хижины...

***

Громоподобный рев огромных труб-курнаев сотрясал чащобы Джирханской Черни, провозглашая начало Великой Охоты.

— Кху! Кху! Ура-aгх! — ревели дикими голосами раскосые загонщики из восточного племени сярбийцев, взмахивая трещотками и оглушительно щелкающими бичами из турьей кожи. Яростно лаяли псы, рвущиеся с поводков едва поспевавших за ними егерей. Пятнистыми тенями мелькали над пожухлой травой стремительные пардусы: их предусмотрительно спустили с поводков, ибо ни один смертный не мог бы угнаться за охотящимся гепардом.

Бесшумными белыми тенями пролетали над деревьями соколы и балабаны, резко пикируя вниз, чтобы вкогтиться в трепещущего зайца или детеныша косули. Люди, звери и птицы, объединенные единой волей, стремительно настигали охваченных паникой обитателей древней Джирханской Черни. И возглавлял зту безжалостную погоню за оленями, кабанами, волками, медведями и прочим зверьем — молодой правитель.

Таргитай скакал на своем горячем скакуне, позабыв обо всем на свете. Одна рука сжимала копье, другая — лук, готовый в любой момент натянуться и поразить бегущую живую мишень. Длинные черные волосы, заплетенные во множество кос, выбились из-под тиары и развевались на ветру, загорелое лицо раскраснелось — Таргитай напоминал Бога охоты, сошедшего на землю.

А из-за мощных стволов вековых елей на него смотрели горящие ненавистью и злобой глаза Заркума и Каххи...

***

— Люди! Кто-нибудь! Помогите! Стража!

Саидхан из Согарии метался по площади, как встрепанная птица, потерявшая птенцов, тщетно взывая о помощи. Увы, некому было внимать его призывам: люди, торопливо опуская глаза, обходили его и спешили убраться подальше — никого не интересовали чужие проблемы. Городской стражи, обязанной незамедлительно откликаться на призывы о помощи, как назло, не было и в помине. Вся она в зтот торжественный день присутствовала на охоте — ведь персона правителя нуждалась в охране и защите больше, чем все его подданные, вместе взятые. Может, так и суждено было бы Саидхану бегать по базару до полного изнеможения, но неожиданно купец ударился лбом о чью-то широченную грудь — как волна о гранитный утес. Он неминуемо упал бы, но сильная рука удержала его.

— Чего голосишь, старик?— спросил откуда-то сверху низкий, грубоватый голос.

Саидхан поднял глаза и увидел высоченного и здоровенного мужчину в кожаной куртке и меховых штанах. Короткие рукава куртки оставляли открытыми мощные, как корни векового дуба, руки, под загорелой кожей которых литыми ядрами перекатывались мускулы. На огромной груди, о которую едва не расшиб лоб Саидхан, легко мог улечься барс. По необъятным плечам здоровяка разметались буйные черные, как вороново крыло, волосы. Загорелое бесстрастное, будто высеченное в камне лицо оживляли ярко-синие глаза, пытливо разглядывавшие старика.

Синеглазый великан был не один. Рядом с ним стояла молодая изящная девушка, такая же синеглазая и черноволосая, облаченная, как и ее грозный спутник, в меховую одежду. За спинами у обоих торчали рукояти мечей.

Саидхан какое-то мгновение молча разглядывал внушительную пару, но голос синеглазого быстро вывел его из оцепенения:

— Ну, что молчишь? Разве не ты только что просил о помощи? Кто обидел тебя, старик?