Зло Валузии

— Какой ховофий шовет!— издевательски хохотнул Шепелявый.— Я обяватевно им вовповжуюфь, когда повуфю швою довю шоквовищ гвифов! Я отолью шебе шикарные жубы из жолота! Мне это обефял Ево Вевифефтво жа то, фто я буду усяствовать в твоей кажни, фкотина! Ну, пофевевивайфя, демон, давай! И ты тове, двойник поганый! Сково вы умвете, и офень неховофей смевтью!

— Ты слышал, Конан?— Таргитай встревоженно глянул на друга.— Эти ублюдки собираются за сокровищами грифов!

— Да, плохо дело,— шепнул в ответ варвар.— На самом деле им нужен Шип Тиамат — и это опасней всего!

— Слушай, Шепелявый,— обратился он к довольно хихикающему стражнику, превозмогая желание довершить дело, начатое им у кангарской караулки.— Когда же это вы за золотишком собираетесь?

— Нажывай меня Фепевявым, нажывай!— улыбнулся ему, как родному, страж.— Жато я офень шково шмогу нажвать тебя твупом. И ты им станефь задовго до тово, как мы отпвавимфя жа шоквовифами! Потому фто ваш кажнят как важ певед швадьбой Ево Вевифефтва и пвеквафной Нэвкэш! Это будет шафтью швадебной цевемонии!

— Заткнись!— Конана передернуло, будто слизняк заполз ему за ворот.— А иначе, клянусь Кромом, останешься и вовсе без зубов. Руки у меня пока что целы!

Шепелявый побагровел от злобы, но благоразумно промолчал, прикинув, что цепи, сковывавшие Конана, только помогут тому сдержать свою клятву перед Кромом.

— Конан! Она выйдет замуж за этого нелюдя!— в отчаянии простонал Таргитай.— Какое падение!

— Таргитай, пора тебе забыть Нэркес!— одернул его Конан.— Эта стерва, ради того чтобы сидеть на троне, не то что со змеем — с жабой переспит! Ведь спала же она со свиньей! Потому что покойного Шульгу, да упокоит Эрлик его душу, человеком я, при всем желании, назвать не могу!

— О, Уту и Папай!— горько воскликнул Таргитай.— И я любил эту женщину! Какой позор!

— Не ты первый, не ты последний, которого обманула баба!— по-своему успокоил его киммериец.

***

Киммерийца и юного правителя привели в просторное причудливое помещение, чем-то напомнившее Конану гладиаторскую арену в Халоге. В центре ее находилась круглая площадка не больше пяти-шести локтей в поперечнике, во все стороны от которой расходились, взбегая вверх, ступени-трибуны, где восседал весь двор, встретивший смертников негодующими криками.

— Публика приветствует вас, почтенные комедианты!— раздался глумливый голос мнимого Таргитая, восседавшего на резном балконе в компании Заркума и Нэркес. Красотка выглядела ослепительно. Заметив гневный взгляд, который метнул в нее юноша, она послала несчастному Таргитаю шутливый воздушный поцелуй.

Конан тяжелым взглядом обвел ряды разодетых в меха и в золото царедворцев. Окружение Хрустального Трона сильно изменилось за последнее время. На него глядели, нахально, ухмыляясь, жирные рожи продажных приспешников Шульги, которых сам Конан, с согласия Таргитая, отправлял в ссылку и изгнание. Зато исчезли его боевые друзья, получившие высокие посты при дворе после победы. И среди стражников, густо усеивавших все промежутки между трибунами, не было ни одного кемера.

— Ты хотел знать, куда девались все твои сторонники?— вновь послышался насмешливый голос Каххи, который, как обычно, читал все мысли.— Ну, так — смотри! Головы всех присутствующих повернулись налево — и друзья последовали их примеру. В стене неожиданно разъехались створки, искусно стилизованные под камень, и перед зрителями предстало огромное, матово поблескивающее Зеркало — Сейчас достопочтенный Заркум покажет ваших друзей!

Заркум с чувством собственного достоинства раскланялся и повел рукой с зажатым в ней алым кристаллом, послав из него пучок красного огня. Едва луч коснулся поверхности зеркала, матовый сумрак рассеялся, и перед глазами присутствующих предстала восточная караванная дорога, ведущая от Главных Врат Аргаима к равнинам Гиркании. Над дорогой вились стервятники. И добыча, обычно привлекающая их, была рядом. Ее было много — дорога с обеих сторон была утыкана столбами с поперечными перекладинами, на которых застыли в смертных корчах распятые люди.

Кровь ударила в голову Конана — он узнал многих распятых, чьи лица еще не успели обезобразить клювы падалыциков. Это были молодые кемеры — темники, сотники, десятники и просто воины из Гвардии Серебряных Грифов.

«Кром!— мелькнуло в голове Конана,— не дай мне умереть такой смертью. Пусть мне выпустят кишки из брюха или разможжат голову дубиной — все лучше, чем становиться пищей стервятников и медленно издыхать под лучами палящего солнца, чувствуя свое бессилие. Все что угодно — только не это!» Какие-то смутные предчувствия шевельнулись в его душе — на миг ему показалось, что это он сам висит, безжалостно прибитый к кресту, и умирает от невыносимой жажды и зноя пустыни. Киммериец невольно вздрогнул.