- Здесь вы можете отдохнуть с дороги, - Кубрат изобразил приглашающий жест. - Внутри есть всё необходимое - место, где можно умыться, постель и еда.
Он открыл дверь, но внутрь заходить не стал. Михаил с осторожностью переступил порог комнаты, за ним последовал философ. Как только братья оказались в комнате, дверь за ними захлопнулась. Послышался лязг замка - их заперли.
- Вот, оказывается, как встречают путников в каганате, - произнёс Михаил.
- Ты не прав, - ответил ему Константин.
Священник в недоумении посмотрел на брата.
- У хазар принято запирать гостей, - пояснил философ. – Принято считать, что делается это для их же собственной безопасности, чтобы никто не смог проникнуть в отведённые им покои и причинить вреда. Они считают это данью уважения.
- Разве это уважение, когда тебя запирают, как какого-нибудь разбойника? – Михаил был не в восторге от местных обычаев.
- Успокойся, не трать попусту сил. Нам они ещё понадобятся.
Умывшись и слегка утолив голод, посланники легли спать.
Их разбудил звук отпираемой двери. Константин посмотрел в окно – уже наступило утро. На пороге возник человек в хазарских одеждах.
- Вас ждёт каган Багатур, - выговаривая каждое слово, произнёс он. – Я буду за дверью.
В сопровождении слуги братья вошли в огромный зал с богато накрытым столом. За ним в дорогой одежде и блестящей чалме сидел хан. По обе стороны от правителя расположилась его свита. В человеке, сидящим от него справа, Константин узнал Кубрата. “Значит он – первый советник кагана”, - отметил про себя философ. Гости подошли к столу и поклонились.
- Приветствую тебя, о великий каган Хазарии, светлейший Багатур! – в голосе Константина преобладала торжественность.
Хан кивнул. Он подал какой-то знак - в зал ввели ещё двоих людей. На них были арабские туники, а их головы покрывали гутры. Они встали с противоположной стороны стола. Выслушав ещё одно приветствие, каган сразу же обратился к византийцам.
- Что за звание ты носишь? - Глядя Константину в глаза, спросил он. - Я это спрашиваю для того, чтобы по чину тебя посадить за стол.
- Деда я имел великого и славного, - не смутился философ. – Стоял он близ самого царя. Но славу по своей же воле отверг и был изгнан. Оказался он в чужой земле, обнищал и тут меня породил. Я же древней дедовой чести ищу и другой не приемлю. Потому что я – внук Адама!
За столом прокатился ропот.
- Достойный и правильный ответ! - восхитился Багатур.
Он сделал приглашающий жест, братья заняли место за столом. Остались стоять только арабы. Один из них взял наполненную до краёв чашу.
- Пью во имя единого Бога, сотворившего весь мир, - он впился глазами в Константина.
Все повернули головы в сторону философа. Византиец понял, что это вызов. Он встал и тоже поднял кубок.
- Пью во имя единого Бога, Сына его и животворящего Духа, которым вся их сила исполняется! - провозгласил он.
- Вы упорно славите Троицу, - сверкнул глазами араб, – тогда как Бог един! Об этом нам говорят древние книги!
- Слово и Дух книгами же и проповеданы, - тут же нашёлся философ. – Если тебя кто-то славит, а слову и духу твоему не верит, а другой человек отдаёт честь всей троице, то который из двух честен перед тобою?
Задавая вопрос, Константин посмотрел на Багатура.
- Тот, который верит всем троим, - ответил каган.
За столом одобрительно загудели. Слово снова взял араб.
- Тогда ответь, как может жена вместить Бога в чреве, - в его речи появились резкие нотки, - если она и узреть незримого Бога не в состоянии, не то, чтобы родить?
- Разве не может вместиться Бог в человека, - Константин был само спокойствие, - если он смог вместиться и в горящий куст, и в облако, и в бурю, и в дым, являясь то Моисею, то Иову? Вспомните, как Моисей взывает к Богу: “В громе каменном и в гласе трубном не являйся нам, Господи щедрый, но вселись в нашу утробу, отними наши грехи”.
Глаза араба сверкнули. Внезапно в его руке блеснула сталь. Мгновение – и клинок вонзился в грудь философа. Константин пошатнулся и начал падать. Ещё немного, и его голова ударилась бы об пол. Но Михаил успел подхватить брата. Он с большой осторожностью уложил его на ковёр, расстеленный вокруг стола. Резкие выкрики хазарского хана и топот множества ног смешались в единый гомон. Но Михаил ничего этого не слышал. Он приподнял голову брата - тот открыл глаза.
- Ничего, всё в порядке, - одними губами сказал он.
Архиепископ бросил взгляд на нож в теле философа.
- Помоги мне встать, - попросил философ.
Священник обнял его за плечи и поддерживал, пока тот не поднялся. Вздох изумления прокатился по залу - перед хазарами стоял человек с кинжалом в груди.
Константин огляделся. На столе царил беспорядок, а белоснежная скатерть была залита вином из опрокинутого кувшина. Красное пятно, словно кровь, растекалось по белой поверхности. Головы арабов были прижаты к столу. У них были связаны руки и удавками сдавлены горла. Позади них стояли могучие хазарские воины - личная гвардия кагана, элита ханского войска.