Злобный леший, выйди вон! (СИ)

Ученый почуял знакомый аромат. Аромат ивы. Он вытащил девушку из оврага так быстро, как только смог. Положил ее на траву и склонил голову над лицом, положил пальца на шею, а сам стал смотреть на ее грудь. И хоть она была самой прелестной, дело было не в этом. Ученый ждал, когда грудь поднимется, что сказало бы о том, что девушка дышит, но грудь не шевелилась. Из носа и рта не было слышно даже слабого дуновения. Его пальцы спокойно лежали на нежной и тонкой шее. Будь она жива, пальцы ощутили бы удар, идущий от бьющегося сердца. Но оно не билось. Он попытался вспомнить хоть что-нибудь, что могло помочь ему оживить девушку, но в голове было пусто. Какие-то отдельные воспоминания о том, что надо давить на грудину. Или на ребра. Куда-то надо давить.

- Попробуем, - решил он и положил руки на середину груди девушки. Глаза его скользнули вниз по ее животу и остановились на пупке. Точнее на том месте, где он должен быть. У девушки его не было. – Удивимся потом, Тео! - сказал он сам себе.

Только он надавил на грудь, как девушка завопила. Крик страшной силы, заставил Теодора Кительсона закрыть уши, но это не спасало. Пауки-кукловоды попадали из своих укрытий замертво. Птицы, которые молча наблюдали за всем с высоты, разлетелись во все стороны. Крик закончился также неожиданно, как и начался. Девушка вновь потеряла сознание, если она в него приходила. Теодор Кительсон наклонился, чтобы вновь послушать дыхание, но остановился, заметив, что грудь девушки плавно движется вверх и вниз. Слегка учащенное дыхание сменилось плавными и еле заметными вдохами, какие бывают у человека во сне.

Ученый снял кафтан и обернул в него девушку. Она не вызывала в нем плотских желаний – слишком юна была незнакомка, и к тому же он не мог сказать, точно ли она человек. Но она могла быть и заблудшей крестьянкой, или дворовой прислугой какого-нибудь наместника из окрестных деревень, которую тот попытался… Теодор Кительсон откинул пришедшие ему в голову картины, поднял девушку на руки и отправился к убежищу.

Сначала он услышал недовольное ржание лошади, которая все это время стояла запряженная в телегу. Затем из-за череды деревьев показался родной холм. Теодор Кительсон положил девушку в телегу, а сам пошел в убежище. Открыл все двери, чтобы не пришлось открывать их головой незнакомки, и зажег свечи, спрятанные в стенах одним щелчком. Из-за долгого отсутствия ухода, загорелась лишь каждая вторая, а местами и третья свеча. Теодор Кительсон расстелил кровать и пошел за девушкой. К его удивлению девушки в телеге не было. Кафтан лежал на земле.

- Еще чего не хватало, - сказал он и хлопнул себя по бокам, но тут же услышал девичий смех.

Он обошел телегу и увидел беглянку. Она стояла перед лошадью, в чем мать родила, или же ее родил паучий кокон? Она подносила ладошку к носу лошади, а та с интересом втягивала новый запах, что вызывало детскую радость у незнакомки, изливающуюся наружу искрящимся смехом. Теодор Кительсон не сдержал улыбки.

- И что мы тут делаем? – сказал он как можно приветливей, но девушка даже не посмотрела на него.

Она переминалась с ноги ногу, прижимала плотнее к стройному телу белые как снег руки, и все равно подавала лошади ладошку, после чего глупо хихикала.

- Давай мы это наденем. Так будет теплее.

Девушка сжала губы, сердито сдвинула брови и скинула кафтан.

- Умом совсем маленькая. Пошли в дом. Там тепло. Там есть еда. Хм. Чай точно есть. Пошли? – сказал он и протянул руку.

Девушка засмеялась, наклонилась к руке ученого и фыркнула в нее носом, подобно лошади.

- Что ты?

Девушка подняла лицо, его озаряла ожидающая улыбка. Она протянула свою ладонь к носу ученого.

- Ты хочешь, чтобы я сделал то же самое?

Девушка сжала губы.

- Хорошо, но после этого ты пойдешь со мной.

Он наклонился к ее руке и как только выдохнул в нее теплый воздух, девушка тут же забрала руку, и закрыла лицо. Где-то за этими бледными ручками звучал смех.

Теодор Кительсон обернул ее кафтаном, затянул пояс, и поднял девушку на плечо. Златовласка, как обозначил ее ученый в своей голове, даже не брыкалась, когда он нес ее в убежище. Она лишь фыркала и сопела, подражая лошади. Она замолчала, как только оказалась в полумраке убежища. Крохотные огоньки в стенах ее так заворожили, что она и думать забыла о чудесном фыркающем создании. Она озиралась резкими кошачьими движениями, пока не попала в круглую комнату, тут ее внимание привлек стол уставленный множеством стеклянных пузырьков и трубок, заполненных цветастыми растворами и порошками. Все эти стеклянные изделия, которые достались Теодору Кительсону с большим трудом, пропускали через себя спокойный и мерный огонь свечей, и превращали его в настоящую войну красок на стене позади стола. Теодор Кительсон усадил девушку на кровать и сказал:

- Подожди, я посмотрю, есть ли для тебя хоть какая-нибудь одежда.

Девушка его не слышала. В ее глазах пылали краски. Ученый проследил за взглядом.

- Красиво, - заметил он.

- Расиво, - повторила она.