Злобный леший, выйди вон! (СИ)

Он дошел до последнего корыта, и чуть не выронил из рук пылающий снаряд. В нем лежал Теодор Кительсон. Выглядел он как жертва многомесячного голодомора, которая к тому же подхватила огненную язву, или что-то более скверное. Кожа его посерела, словно вымазали в глине. Его некогда щегольская борода походила на полинялую шерсть.

Олег воткнул снаряд в землю и нащупал в жидкости плечи Теодора Кительсона, перехватил его за подмышки и потащил. Ученый с такой легкостью выскользнул из маслянистой, что Олег повалился на спину. Он осторожно положил друга на землю и ужаснулся. Перед ним лежал скелет, обтянутый кожей: самыми широкими частями его конечностей были колени и локти; ребра образовали лесенку, ведущую к ключицам, которые как игрушечное коромысло держали тощие руки; живица духа ясно выделялась бронзовым панцирем на коже. Что-то внутри Олега защемило. Схожее чувство он испытал глядя на сгоревшую избу Сизого. Лицо ученого было мертвецки спокойным, но короткие вдохи, от которых ребра подпрыгивали, а живот неестественно сокращался так, что жилы виднелись, говорили о тяжелой борьбе организма. Даже когда наше сознание плутает где-то далеко, тело все еще может бороться с иссушающей болезнью, при этом держа душу, словно золотую рыбку на крючке, чтобы та не сорвалась и не сгинула в глубинах неизвестного.

Тело ученого охватили судороги: руки его то сгибались в локтях, то разгибались с такой силой, что Олег боялся, как бы он не поломал кости, а потому пытался его придержать. Спина ученого вытянулась струной, тощие ноги кольями зарылись в землю. Изо рта показалась красная пена. Олег попытался разжать челюсть ученого, но ничего не вышло. Мышцы сжались так крепко, словно в этом движений сокрылся последний шанс на жизнь. И он не умер. Судороги прошли. Тело обмякло. Живот успокоился, и только посредине него, там, где заканчивается грудина, словно в насмешку над измученным телом, живо стучала аорта.

Олег раскрыл рот Теодора Кительсона. Ученый прокусил кончик языка – вот откуда пошла кровь.

Наступил миг тишины. Олег снял кафтан и накрыл им обнаженного друга. Голову его он положил к себе на колени. Запаха плесени он больше не чувствовал, по крайней мере так явно.

Снаряд почти погас. Он светился тусклым зеленоватым пламенем, и вместе с лунной синевой, все также смотрящей сверху, это место смотрелось еще более зловещим.

Олег затушил снаряд, и поджег новый. Ближайшие корыта озарились красно-желтым пламенем, поблескивающим на маслянистых поверхностях.

Вдруг Теодор Кительсон закряхтел. Из его пересохшего и потрескавшегося рта донесся слабый кашель. Олег полил водой из фляги губы ученого.

- Осторожно Тео. Понемногу, потихоньку, - сказал Олег, отнимая флягу, к которой потянулись губы ученого. – Лучше не пить много.

- Олег, - тихо прохрипел Теодор Кительсон.

- Да, это я. Все теперь хорошо. Лежи смирно.

Ученый еще не мог открыть глаза, но лицо его сначала обеспокоенное приняло самое безразличное выражение.

- Мы с тобой покинем это чертово место. Там снаружи есть телега. Я найду лошадей, и мы сбежим. Что ты говоришь? Давай я дам тебе еще воды. Вот так.

- Нельзя покинуть его сейчас.

- Ты бредишь, Тео!

- Надо … - сказал ученый, и голос его пропал на втором слове.

- Надо бежать. Немедля!

- Сжечь.

- Что ты сказал? – переспросил Олег и наклонился поближе.

- Сжечь.

- Помилуй, что сжечь?

- Сарай и усадьбу, - сказал Тео морщась.

- Ты только пришел в себя, а уже собираешься сжигать что-то? – недоумевал Олег.

- Воды, - простонал Теодор Кительсон, и когда он отпил еще немного, сказал: - Я не могу этого сделать.

- Конечно, не можешь, Тео. Чудо, что ты еще жив!

- Ты сделаешь, - сказал ученый и с трудом посмотрел на Олега. – Нужно сравнять все это место с землей, похоронит под пеплом… Marda… – простонал он на своем языке. Что это значило, Олег приблизительно понимал, ведь ученый говорил это слово лишь в моменты нестерпимой боли.

- Твой истощенный разум жаждет мести и это понятно, Тео.

В глазах Теодора Кительсона, что-то ожило. Былая неприкрытая уверенность в своей правоте, что так помогала в самые трудные моменты, загорелась внутри помутненных глаз.

- Здесь творится великое зло. Мы… Ты его остановишь.

- Что за зло? Тощая хворь? Мы тебя вылечим.

- Это не тощая хворь, Олег. Такого я раньше не видел. Помоги мне встать.

- Ты не устоишь на ногах, они сейчас тоньше чем у цапли, я тебя понесу.

- Ни за что, – запротестовал ученый и не успел глазом моргнуть, как Олег поднял его на руки.

- Ты, право, сейчас весишь столько, что и сказать страшно.

- Так много? – сказал Теодор Кительсон и попытался улыбнуться, да только получилась лишь косая гримаса, но Олег улыбнулся в ответ.

Он вынес ученого на улицу и посадил так, чтобы тот оперся спиной на стену сарая.

- Посиди тут, я подтащу телегу.

Олег попытался перевернуть одну из телег, но та оказалась неподъемной. Тогда он попытался опрокинуть вторую. Она была посговорчивей, но перевернуть ее стоило немалых усилий, так что пот выступил на лбу, а руки, спина и ноги залились кровью. Он еще раз вспомнил с какой легкостью мечник ее опрокинул.