Злодей

— Я размышлял о том, где, как и когда... и всё, что приходило в голову, казалось слишком помпезным, тривиальным и таким сентиментальным, что теряло истинные чувства. Я думал о нашем первом свидании в пиццерии, — он ухмыльнулся, — и о втором, когда мы почти утонули под дождем во время экскурсии по городу. С того момента, как встретил тебя, я знал, ты единственная женщина, с которой я хочу быть настоящим, быть собой. И понимал, по какой-то причине, которую не могу объяснить, я мог быть таким. Мне не нужно было нанимать лимузин, возить тебя в оперу или на концерт, надевать смокинг и покупать бриллианты. Никаких игр, демонстрации денег и обольщения. Все может быть настоящим. Простым. И как оказалось, быть охренительно невероятным в своей простоте.

Сейчас его глаза сияли, по моим щекам потекли слезы, все эти месяцы, взлеты и падения, реальность нашей любви промелькнули передо мной. Потому что он был прав. Наша совместная жизнь ощущалась невероятной. Мне чертовски повезло, что он у меня есть.

Генри соскользнул со скамейки, опустился на одно колено, и мое сердце едва не выпрыгнуло из груди. Я смотрела, и счастье, о котором даже не подозревала, росло во мне, когда он полез в карман пальто и вытащил синюю бархатную коробочку. Он смотрел на меня, не отводя глаз, пока открывал её, демонстрируя помолвочное кольцо. Самое красивое из всех, что я когда-либо видела.

Украшение выглядело старинным. Крошечные бриллианты, выстроенные в линии, образовывали на металле изящные завитки узора, который закручивался к центру, где одиноко подмигивал яркий бриллиант.

— Оно принадлежало бабушке, — сказал Генри. — Мама подумала, что оно подойдет. Когда я его увидел, то сразу понял, что оно идеально.

Его мать?

— Пенелопа?

— Она изменила своё мнение, Солнышко. — Он ухмыльнулся. — И злится, что я делаю предложение не на вечеринке в саду, или в Париже, или на гондоле в гребаной Венеции... но мне показалось, что этот момент должен принадлежать только нам двоим. В правильном месте. Без широких жестов, массовки и фейерверков. Наша жизнь не заурядна, твоя и моя. Нас фотографируют, помещают снимки на первые полосы газет, и людям нравится думать, что они знают о нас всё. Широкие жесты и фейерверки это часть нашей жизни, для нас это не нечто невероятное. Но когда мы возвращаемся домой и закрываем за собой дверь, то остаемся только ты и я… в этом и есть наша невероятность, правда?

Я кивнула, плача так сильно, что с трудом могла разглядеть его лицо.

— Я родился в роскоши… но никогда не знал, что такое истинное богатство, пока не встретил тебя, Надия Рэй. Сделаешь ли ты меня самым богатым человеком на земле, оказав мне честь и выйдя за меня замуж?

— Да! — я рыдала, бросившись к Генри, чувствуя губами его смех, когда целовала его. Наверное, я выглядела нелепо, плача и смеясь, осыпая его лицо поцелуями, но мне было плевать.

В конце концов, Генри пришлось мягко оттолкнуть меня, чтобы надеть кольцо на палец.

— Оно идеально. Так идеально. — Я обхватила его лицо руками и поцеловала чуть сдержаннее.

Мы так улыбались, что казалось, наши лица вот-вот треснут. Генри крепко обнял меня, и я заметила, как его взгляд скользнул за моё плечо. Он печально улыбнулся мне.

— Нас фотографируют.

Я фыркнула.

— Полагаю, у меня не будет шанса первой рассказать Лекси.

Он усмехнулся и помог мне подняться. Наши пальто промокли насквозь, но мне было все равно.

— Она уже знает.

— Что? — мы свернули к тропинке, и я поняла, что Генри прав. Проходящие мимо люди, должно быть, видели, как он опустился на одно колено, и остановились полюбопытствовать.

Они хлопали и выкрикивали поздравления, когда мы проходили мимо.

— Лекси и Кейн уже знают, — продолжил Генри, когда мы пробрались через небольшую толпу и направились в сторону дома. — Я спрашивал у Лекси её мнение о кольце.

— Ты вроде сказал, будто точно знал, что оно идеально, — поддразнила я, подняв руку, чтобы взглянуть на потрясающее украшение.

— Как уже говорил, я испытывал раздражающее чувство сомнения по поводу всего.

— Не стоило. — Я обняла его крепче.

— Неужели? Потому что тебе, очевидно, и в голову не приходило, что моя скрытность связана с тем, что я собирался сделать предложение. — Он выгнул бровь, глядя на меня. — А что, по-твоему, я скрывал?

Я знала, что он предполагал.

— Я не думала, что ты изменял. — Я раздраженно пихнула его. — Мы правда будем спорить через несколько секунд после помолвки?

— Нет, если скажешь, что, по-твоему, я скрывал.

— Я не знала. Подумала, может быть, на работе что-то не так, и ты не хочешь меня беспокоить.

— О. — Он расслабился, но я все еще смотрела сердито.

— Доверие работает в обе стороны, знаешь ли.

— Нет. — Он покачал головой. — Мы не спорим. Нам не нужно спорить, чтобы сделать меня твердым, — достаточно громко пообещал он. — Удивительно, но твое «да» уже вызвало у меня эрекцию.

Я расхохоталась, откинув голову назад, когда он довольно улыбнулся.

— Боже, ты мне нравишься, — повторила я слова, которые он много раз говорил мне.