- Слава Богу, - пробормотал он.
Конечно, было еще несколько баков на некотором расстоянии впереди - темные очертания в слабом свете, там, где переулок заканчивался следующей дорогой.
Черная кошка плавно проплыла через переулок. Она взглянула на него, глаза горели, словно два шарика чистого золота.
- Если бы ты только могла говорить, - сказал он.
Кошка перешла на правую сторону переулка. Спина выгнута, хвост подергивается; она принялась тереться боком о дверь.
Байрон запрокинул голову и принялся рассматривать здание. Это мог быть многоквартирный дом. Его кирпичные стены поднимались на высоту в три этажа, к окнам наверху вели пожарные лестницы. Все окна были темны.
Он сделал шаг к двери. Кошка подпрыгнула и сиганула мимо него.
Байрон почти схватился за ручку, прежде чем увидел, что она заляпана кровью.
Его проняла дрожь.
Он был так
И все же войти в чужой дом...
Очень даже может быть, что здесь и живет раненая. Почему тогда она вошла с переулка, а не через парадный вход? Может, она чувствовала, что ей следует пробраться тайком?
- Странно, - пробормотал Байрон.
Может быть, она просто бежала по переулку, растерянная и ошеломленная, и вошла в эту дверь в надежде найти кого-то, кто бы ей помог. Прямо сейчас, она, быть может, шатаясь, идет по холлу, слишком обессиленная, чтобы позвать кого-нибудь.
Байрон достал из кармана аккуратно сложенный носовой платок, встряхнул его, чтобы развернуть, и обмотал им левую руку. Затем повернул.
С тихим щелчком язычок замка отошел.
Он открыл дверь.
Луч фонарика проложил узкий коридор сквозь тьму. На паркетном полу блестела капля крови.
Он вошел внутрь. Горячий воздух пах затхлостью и плесенью. Прикрыв дверь, он прислушался. За исключением собственного сердцебиения, ничего не было слышно.
Его собственный дом, даже в этот час, обычно был наполнен звуками: люди спорили или смеялись, двери хлопали, из радиоприемников и телевизоров лились голоса.
В его доме холл был освещен.
В холле всегда пахло едой, часто ликером. Время от времени сладко пахло не выветрившимся ароматом дешевых духов.
Ему это не нравилось. Совсем.
Он обнаружил, что затаил дыхание, продвигаясь вперед. Он шел медленно, ступая с пятки на носок. Иногда под ногой скрипела половица.
Он остановился на углу, где холл соединялся с длинным коридором. Наклонившись вперед, направил свой фонарь влево. На полу он крови не увидел. Света хватало лишь на то, чтобы осветить одну дверь. Она была распахнута настежь.
Байрон знал, что ему следует заглянуть внутрь.
Он не хотел.
Байрон посмотрел направо. Несколько поодаль располагалась лестница, ведущая на верхние этажи. За ней было фойе и парадный вход.
Он не увидел крови и в этом направлении.
Он свернул за угол. Пройдя несколько шагов, быстро обернулся и посветил назад. Этот длинный коридор заставлял его сильно нервничать. Особенно открытая дверь, хотя отсюда ее было не видать. Вместо того, чтобы повернуться к ней спиной, он решил продвигаться бочком.
Он посветил вверх-вниз по лестнице. Балюстрада отбрасывала на стену кривые движущиеся тени.
Он не хотел об этом думать.
Он проверил пол перед собой. Крови так и не было. Подходя к подножью лестницы, он проверил колпак стойки лестничной балюстрады и сами балясины. Крови не было. Также он ничего не нашел и на нижних ступенях. Хотя он мог видеть только пять. Остальные находились выше уровня глаз.
Он не хотел идти наверх даже больше, чем исследовать дальний конец коридора.
Пройдя боком через фойе, Байрон направился к парадной двери. Дернул за ручку. Дверь, казалось, примерзла к месту.
Свет фонарика упал на почтовые ящики. В его доме были такие же. Но только в его здании на каждом ящике был указан номер квартиры и фамилия. Здесь такого не было.
Это вовсе не удивило Байрона. Но ужас проник еще глубже.
Дрожа, он шагнул к лестнице. Он поднялся на одну ступеньку, затем на вторую. Мускулы на ногах были словно теплое желе. Он остановился. Посветил на две следующие ступени, которые не мог видеть снизу. По-прежнему, крови нет.
Я на поиски в заброшенном доме не подписывался. Это идиотизм. Одному Богу известно, кто может прятаться в пустых комнатах.