Недавно ушедший от нас Леонид Владимиров – Леонид Владимирович Финкельштейн, сам попросивший в 1966 году политическое убежище в Англии и полвека проживший там, работая на радио «Свобода» и «Би-би-си» – вспоминал, как к нему обращались за советом два приезжавших в Лондон очень известных в СССР человека. И состоявшийся на Западе радиожурналист и литератор (кстати, большой любитель шахмат) дал обоим единственно верный совет: уклонился от совета. Как можно заглянуть в душу другого, как увидеть, что им движет? Ведь эмиграция – не для слабых духом, и я встречал за пределами России неожиданно счастливых или несчастных людей, не только потому, что Запад оказался другим, чем виделся издалека, когда они находились в СССР, но и главным образом потому, что эмиграция вскрыла действительные причины их отъезда.
Тернистый путь эмиграции из Советского Союза начинался с преодоления страха, и только потом можно было думать о практических шагах. Самый первый из них – получить приглашение из Израиля. Вызовы часто пропадали, приходилось заказывать еще раз, и еще, тем более что в ОВИРе требовали предъявить не только само приглашение, но и конверт, в котором оно пришло по почте (чтобы исключить передачу вызова иным путем – КГБ должен был контролировать всё!).
В подавляющем большинстве случаев у решившихся эмигрировать родственников в Израиле не было, и приглашение приходило от незнакомого лица. Я, к примеру, получил вызов от четвероюродной тети, которую в жизни не видел, но с которой, оставляя в Ленинграде маму и сестру, жаждал «воссоединиться на исторической родине».
Прошу прощения у читателей, что вынужден заниматься столь подробным объяснением советских реалий, но без понимания той кафкианской атмосферы повествование может оказаться неверно понятым, если понятым вообще. Впрочем, а какое время в России не является кафкианским? Может быть, сегодняшнее?..
Власти, разумеется, прекрасно понимали, что «объединение семей» не более чем фикция, но отношения с Соединенными Штатами в немалой степени зависели от еврейской эмиграции из страны, и если в выезде и отказывали, то под предлогом причастности к государственным тайнам или по какой-либо другой причине (реальной или вымышленной), но никогда – из-за фиктивности родства.
Помню множество частушек, начавших гулять в то время.
А у этой строки, перекликающейся с популярной тогда песней Эдит Пиаф, автор известен. Это экспромт Иосифа Бродского: «Падам, падам, падам. Падам документы в ОВИР».
Последняя частушка, правда, более позднего периода, когда большинство уезжавших из Советского Союза отправлялись в другие страны, чаще всего в Соединенные Штаты.
Помимо решимости и вызова из Израиля от собравшегося эмигрировать требовалось огромное количество всяческих документов: характеристика с места работы, выписка с места жительства, нотариально заверенные справки, квитанции об уплате госпошлины и т. д. и т. п. Обязательным было и письменное, официально заверенное у нотариуса разрешение от родителей: иначе ОВИР даже не принимал документы к рассмотрению, причем возраст родителей не играл никакой роли. Шестидесятилетние тоже должны были получить разрешение от родителей, если те еще были живы. Вроде бы пустая проформа, но порой, когда родители возражали, это становилось неразрешимой проблемой и даже вело к трагическим последствиям.
Кроме того, требовались деньги, и немалые: примерно 800 рублей – за визу и отказ от советского гражданства. При зарплате чуть больше 100 рублей в месяц собрать такие деньги было непросто. (В сентябре 1972 года сумма возросла многократно: обязали платить и за полученное высшее образование. В моем случае сумма составила бы 5000 рублей, но я уже был вне пределов СССР.)