Злое сердце куклы

– У тебя воровство в особо крупных размерах на складе нефтепродуктов, – заметил Крымов. – Впереди разборки с мафией, погони, засады и перестрелки.

– Не накаркай.

– А что? Романтика, Гала. А у меня мыльная опера с кровавым финалом и пепелищем. Сгоревшая усадьба за городом, убитые богачи, пропавший ребенок. Одним словом, чистая Бразилия: богатые тоже плачут.

– В подробности посвятишь? Есть что-то новое?

– Что-то есть. Павел Константинович Оскомин, сорока четырех лет, предприниматель, строитель, архитектор, глава компании «Дом под солнцем», был застрелен из пистолета в своем кабинете. В живот, одной пулей. Его жена, Зоя Владимировна Оскомина, двадцати восьми лет, бывшая модель, упала с парадной лестницы в своем дворце – умерла от перелома позвоночника шейного отдела. И вообще – вся переломалась бедняжка. Их водитель и телохранитель Федор Игнатьевич Кременчугов, сорока двух лет, умер от выстрела в сердце в гараже. Из того же пистолета, что и Оскомин. Пистолет был зажат в правой руке покойного Кременчугова.

– Все ясно, – усмехнулась «большая Галя», добивая удушливую сигарету до самого фильтра. – Старая, как мир, история. У мужа и жены проблемы в браке. Они ссорятся. А тут – водитель нарисовался. Бугай, самец. – Она потушила окурок в горшке с уродливым желтым кактусом, где тушил окурки и сам Крымов, и подняла палец: – Телохранитель. Ключевое слово какое?

– Хранитель?

– Тело!

– А-а.

– Вот так, капитан. У водителя и модели завязывается роман. Модельные дамочки, типа королевки, которым все приедается, за которыми все носятся, иногда очень падки на крутых мужиков из народа. На таких, знаешь…

– Самцов?

– Ну да.

– Это ты из своей практики знаешь, моделью работала?

– Убью!

– А, из фильмов и сериалов?

– Убью, говорю. Элементарная женская психология.

– Понял. Буду знать.

Она закурила новую сигарету.

– Ты хочешь окончательно отравить меня? – поинтересовался он.

– Разумеется, капитан. Муж узнаёт про их связь, у супругов бешеный скандал, он сталкивает жену с лестницы. Водитель в состоянии аффекта убивает мужа, а потом стреляется сам.

– А пожар?

– Ну, перед тем как застрелиться, шофер поджигает дом.

– Тоже в состоянии аффекта?

– Нет, на этот раз осмысленно.

– А пропавшая дочка Оскомина? Падчерица модели? Она куда делась?

– Могла стать свидетельницей преступления и сбежать из дома. Если жива – найдется.

– У меня сегодня две встречи – с Илоной Матвеевной Чаевой, домработницей Оскоминых, в эти дни она брала отгулы…

– Тоже виновна, раз брала.

– … и Анной Сергеевной Полетаевой, горничной, что уволилась незадолго до трагедии.

– Сколько им лет?

– Чаевой – сорок, Полетаевой – двадцать пять.

– Полетаева симпатичная?

– Если судить по фото – очень даже. С фигуркой.

– Она была любовницей хозяина – этого Оскомина. Зоя Оскомина точно знала про них.

– Старая, как мир, история? Хозяин и служанка?

– А почему, думаешь, она уволилась? Из такого-то дома?

– Скоро узнаю.

– Модель и уволила ее. Возможно, эта Зоя схлестнулась с шофером именно потому, что узнала о романе мужа с горничной. А может, и наоборот. Короче, кто-то из них кому-то решил отомстить, точно говорю! Мир в сто раз проще, чем ты думаешь, Крымов, – сквозь дым пренебрежительно сморщилась опытная оперативница.

– А если я тебе скажу, что дочь предпринимателя Павла Оскомина, Евгения, двенадцати лет, сбежала в день смерти родителей из психушки?

– Это которая пропала?

– Да, якобы стала свидетельницей преступления. Она долбанула нянечку по голове уткой, связала, уложила на свою кровать и укрыла простыней. А сама вылила бычью дозу снотворного охраннику в чай, украла ключи и сбежала со своей куклой, с которой не расставалась ни на минуту.

– Круто.

– А знаешь, за что Женю Оскомину положили в эту клинику?

– Ну, порадуй.

– За то, что она во время завтрака располосовала ножом руку мачехи, которая опять же хотела отобрать у нее куклу. Как тебе такой поворот?

– Очень круто.

– Круче не придумаешь – для двенадцати лет!

Майорша вздохнула:

– На куклу бы на эту посмотреть – дорогая, видимо. Вишь, как девчурка-то осерчала из-за нее. Чуть полбольницы не перебила.

– В клинике она называла ее «моя сестренка».

– Трогательно.

В кабинет постучали.

– Войдите! – громко сказал Крымов.

Дверь открылась.

– Здравствуйте, – кивнула им миловидная дама лет сорока в синем сарафане в белый горошек. Она была заметно бледна, губы подрагивали, глаза заплаканные, но она нашла в себе силы приветливо улыбнуться: – Илона Марковна Чаева. Я час назад узнала о трагедии, два пузырька корвалола выпила, и все равно нехорошо.

«Большая Галя» встала.

– Ладно, Крымов, жду второй серии.

– Заметано, товарищ майор, – улыбнулся он. – А вы садитесь, Илона Марковна, будьте так любезны.

– Спасибо, – ответила та.

На пороге Добролюбова с окурком в зубах обернулась и подмигнула:

– А кактус ты поливай, Андрей Петрович, страдальца еще можно спасти.

– С раком-то легких?

Майорша густо хмыкнула и закрыла за собой дверь. Капитан сел к столу, вооружился листом бумаги и ручкой.

Посетительница наконец помахала перед собой рукой:

– Фу! Это что же за сигареты курит ваша коллега?