Злое сердце куклы

– Но я правда хочу тебя, Лика…

– Верю, верю. Но в нашем мире все чего-то стоит, Саша, не так ли? Мне тоже кое-что нужно.

– Что именно – скажи?

Лика задумалась.

– Хочу быть вольною царицей, вот что, милый.

– Кем? – не понял он.

– Нет, не царицей, – замотала она головой. – Хочу быть владычицей морскою, Саша, чтобы жить мне в окияне-море и чтоб служила мне рыбка золотая и была бы у меня на посылках.

– А, вон что! – дошло до него.

– Можешь устроить?

– Подумать надо.

– Ладно, упрощу тебе задачу. Хочу быть не владычицей морскою, а старшей медицинской сестрой.

Троепольский как раз заправлял рубашку в брюки.

– Что?..

– Ты слышал.

– Но Антонина Степановна…

– Антонина Степановна – пенсионерка, пора давать дорогу молодым. Мне, например.

– Ты что же, из-за этого со мной?

– Нет, глупый. Ты – личность, настоящий мужчина, лидер, а для женщины это очень важно. Быть под надежным крылом. Но это мой каприз: хочу быть старшей медсестрой. Хочу, и все! Вот и покажи, как ты хочешь меня, если это так. А это так?

– Очень хочу.

– Ну?

– А профессиональный опыт?

– Придет. Главное – желание и старательность. А их у меня с верхом.

– А что скажет персонал? – чиркнув замком молнии, нахмурился главврач.

– Да к черту персонал! Ко всем прислушиваться – ушей не хватит. Наливай, Саша: добьем твой вискарик, и будем разбегаться.

Слово «разбегаться» неприятно укололо его. Троепольский разлил остатки виски по бокалам. Вдруг он понял: сколько ему осталось жить? Он уже старый, все лучшее – позади, он смирился с этим. И тут случается то, что возвращает ему счастье в полной мере, даже сверх того. Напиток жизни, что льется и льется через край, успевай только жадно глотать! И ему достались эти несколько глотков амброзии. Так что, взять и отказаться от этого? Ради каких-то условностей? Ради Антонины Степановны? Да к черту условности, к черту! И Антонину Степановну туда же. Он – хозяин положения и будет пользоваться этой привилегией ровно столько, сколько ему будет нужно. Сколько еще усидит на своем месте. Сан Саныч Троепольский даже почувствовал, как крылья за спиной выросли, взмахнул ими и, рассекая воздух, взмыл и полетел ввысь.

– Ух ты, – кивнула Лика. – У тебя даже лицо запылало. Что с тобой? Второе дыхание открылось?

– Все хорошо со мной. – Главврач поднял бокальчик. – За новую старшую медсестру!

Минут через пять Лика торопливо шагала в палату Жени Оскоминой, переодеваться. «Нелепый старик! – с раздражением думала она. – Он и впрямь поверил, что мне нужна эта должность? И сам в придачу? Мне, которой хоть сейчас мужчины готовы будут дарить самолеты и корабли, дворцы и острова! А так и будет! Кому, как не мне?! Мужики такие идиоты, если думают одним местом. Хоть самые последние простаки, хоть главные врачи психиатрических клиник. Все одним миром мазаны».

Но когда она вошла в палату своей подопечной и закрыла дверь, сразу остановилась как вкопанная. Приподнявшись на кровати, скованная ремнями, на нее с ненавистью смотрела Женечка Оскомина.

– Отдай мне ее, – хрипло сказала девочка.

– Очнулась, детка? – вкрадчиво произнесла медсестра.

Взгляды молодой женщины и девочки устремились на куклу, мирно сидевшую в кресле.

– Отдай – она моя, – повторила Женечка.

– Нет, уже не твоя, – покачала головой Лика.

– Моя! – дернулась пациентка, но ремни надежно сдерживали ее.

Женечка была похожа на девочек-зомби из второсортных фильмов ужасов: она исхудала за эти дни, цвет лица стал землистым, под глазами залегли темные круги.

Лика подошла и встала в ногах Женечки Оскоминой, положила руки на спинку кровати.

– Ты не поняла главного, девочка. Все изменилось. Теперь она – это я.

Женечка поняла, о чем говорит ее соперница.

– Нет, – мотнула она головой.

– Да.

– Нет! – Это был отчаянный крик протеста. – Нет!

– Да, Женечка, да. Твое девчоночье тельце оказалось неспособно вынести такую ношу. Я даже не говорю о сердце и душе. Оттого ты немного похозяйничала и впала в кому. Не тем ты оказалась сосудом, который был нужен мне – Лилит.

Девочка что есть силы дернулась вновь – и опять тщетно.

– Тебе придется жить без нее, – констатировала заботливая медсестра, – если сможешь, конечно. Но ты не должна обижаться – ни на нее, ни на меня.

Лика подошла к креслу, бережно взяла куклу Лилит, прижала к груди и вернулась к кровати.

– Теперь мы с ней – сестренки и лучшие подруги. Сопи – не сопи, рычи – не рычи, но это так.

По лицу Женечки катились слезы обиды и отчаяния; губы дрожали. Она задыхалась от подступавшего приступа истерики и готова была вот-вот взорваться исступленной яростью.

– Но и у нас были веселые моменты, – вдруг напомнила ей Лика. – Признайся! Как чудно мы скинули с лестницы твою злобную мачеху – проклятую Зою. А? Три толчка – и вот уже эта ищейка и зазнайка летит вниз, ломая себе шею. Папку твоего жалко, – вздохнула медсестра, – но ему не стоило пытаться отобрать у тебя пистолет. Больше всех повезло охраннику Федору. Он так и не понял, что случилось. Обернулся: пуля в сердце, и нет глупого человечка.

Девочка не желала и не могла слышать правды, мозг Женечки закипал, юную душу переворачивало, и тут ее прорвало: