Злое сердце куклы

Лика вернулась домой к трем и взялась жарить размороженные отбивные, но из памяти не выходила последняя сцена в гостинице «Чайка», когда старик после всего, что между ними произошло, сказал ей: «Если я больше не увижу тебя, то умру». Ей нечего было ответить ему, потому что дальнейшие контакты с Кукольником не входили в ее планы. Она была честна с ним – дала то, что обещала. Не надо было вообще ничего не обещать и давать! Осталась бы снежной королевой, строгой надзирательницей, забрала куклу и была такова. Только надо же, та, кто жила в ней, вспомнила о той стародавней поездке на электричке, о нежной страсти у озера, много о чем еще, и что получила? Скорбное соитие со стариком в дешевом гостиничном номере. Его слезы, жалобный детский лепет, когда он вымаливал у нее еще одно свидание. А она спешно одевалась, как будто в гостинице начинался пожар и дымом уже заволакивало коридоры. Какая глупость! Она не была уверена, что «ее Саввушка» не повесится сразу после ее ухода в этом самом номере, который она купила на сутки, или не вскроет себе вены в тесной гостиничной ванне.

Но на этом кошмар не закончился. У дома ее поджидал еще один старик – Троепольский! Сан Саныч. Главврач. Посыпались вопросы: почему она не берет трубку? Не перезванивает ему? И этот стал выпрашивать у нее свидание. Секса, любви. Понимания! И получил ответ: она увольняется. Сегодня же. Не хочет она быть старшей медсестрой – пошутила. Пусть Антонина Степановна не беспокоится – не будет она вырывать у нее кусок из глотки. И как он, Сан Саныч, мог поверить, что такая женщина, как она, Лика Садовникова, решила посвятить жизнь заботе об идиотах, пускающих слюни и справляющих нужду под себя? Совсем он, что ли, сбрендил? Жизнь – дурдом, так еще и трудовую лямку там тянуть? Она завтра уезжает в северную столицу работать танцовщицей в дорогом стриптиз-клубе, где за ночь платят столько, сколько она получает в психиатрической лечебнице за полгода. Сан Саныч хочет правду? Она танцевала с детства и уже работала стриптизершей в их городе, но внимание поклонников заставило ее сбежать от мира. Принудило запереть себя в футляр, съехать с квартиры, заточить в проклятую психушку. Подальше от похотливого светского бардака!

Главврач Троепольский, на котором лица не было, поверил ей, потому что видел, какой она могла быть. Обольстительным хамелеоном, лукавой змеей, чертовкой в коротком халате, под которым она таила всё вожделение мира. Но оттого Лика Садовникова была еще обольстительнее! И потому прямо тут же, во дворе ее дома, главврач пошел дальше: предложил ей руку и сердце, сказал, что хочет от нее сына, но и тут получил отказ. Замужество и дети точно не входили в ее планы. Зачем ей нужен капризный старикан, когда она может заполучить всех молодых и обеспеченных красавчиков мира? Троепольский уезжал из ее двора на старом «Ренджровере» с разбитым сердцем и в ближайшие часы, несомненно, представлял опасность на дороге как для пешеходов, так и для автомобилистов.

После всего этого кошмара у Лики еще подгорели и отбивные, потому что она очень долго стояла под горячим душем, пытаясь смыть мерзость этого дня. Зато спасли остатки коньяка – она выпила их одним махом. Потом позвонила детективу, пожаловалась на свою нерадивость и попросила купить сосиски или сардельки, любой полуфабрикат, что быстро готовится. Прилегла, уснула замертво и очнулась только от звонка в дверь.

Когда она открыла Крымову, тот, подозрительно оглядев ее, с порога спросил:

– Что с тобой случилось? Тебя ограбили? Тебе угрожали? Кто-то умер? Что?

– Третье, – кивнула Лика. – Позвонили из Воронежа – моя подруга детства разбилась с мужем на машине. Год назад была свадьба – я не видела людей счастливее. Не верю – до сих пор не верю…

– Соболезную, милая.

Он поставил портфель и сумку с продуктами на тумбу в прихожей и обнял девушку. Она сама прижалась к нему, всхлипнула, попросила сквозь слезы:

– Еще крепче обними, Андрей, пожалуйста.

Он выполнил ее просьбу.

– Тише, косточки только не сломай.

Он ослабил хватку, поднял ее голову за подбородок, поцеловал в соленые щеки и губы. Ее плечи вздрогнули еще сильнее.

– Лиза была на восьмом месяце беременности, – всхлипнув, сказала она и вновь уткнулась лицом в его плечо.

Одним словом, вечер не задался. А он приехал с приятной новостью, сулившей им сногсшибательные выходные. Оттого и шампанское прихватил, и вообще был в прекрасном расположении духа. Ночью Лика еще плакала, но к утру ее отпустило, и она сама попросилась к нему в объятия, чем детектив Крымов не преминул воспользоваться. Их любовная песня на рассвете под аккомпанемент флейты Пана развеяла горечь утраты – наконец, живым, влюбленным и счастливым принадлежит этот мир, и они, презирая смерть, вершат его судьбу.

Во время завтрака Крымов сказал своей подруге: