Злое сердце куклы

– Я узнал ее адрес и поехал к ней домой, – продолжал главврач. – Подкараулил Лику во дворе. Она приехала откуда-то на такси с большим старинным чемоданом…

– С чемоданом? Старинным?

– Да, с деревянными ободами для крепости. У моего отца был такой, еще с войны, трофейный. Но Ликин чемодан тяжелым не казался. Я хотел объясниться, и тут ее как прорвало! Просто я не заметил, что она уже была на нервах. Ее буквально трясло. Лика сказала, что желание стать старшей медсестрой – шутка. На самом деле она – стриптизерша, работала в каких-то клубах или кабаках, уже не помню. Но потом сбежала, потому что у нее не было отбоя от поклонников, ее преследовали, вот она и решила превратиться в серую мышь и стать медсестрой. Но завтра она уезжает в какой-то петербургский клуб, чтобы продолжить карьеру танцовщицы. Я, дурак, сделал ей предложение, там же, во дворе, но она прогнала меня, да еще сказала на закуску: зачем мне старик? Скоро у моих ног будут молодые миллионеры! Что-то вроде того. Я был за рулем, и пока возвращался домой, один раз чуть не потерял сознание и два раза едва не устроил аварию. А дома нажрался, как свинья.

Троепольский взялся разливать коньяк, а Крымов лихорадочно думал: вот почему она была не в себе. Он уходит на работу, она говорит ему, что весь день пролежит в постели, дожидаясь его. Вместо этого куда-то срывается и возвращается с чужим, очень странным чемоданом, затем нарывается на своего главврача, придумывает небылицу о стриптизерше, только чтобы Троепольский отстал от нее, дома у нее подгорают котлеты, потому что голова занята другим. А ему, Крымову, вернувшемуся с работы, с ходу сочиняет историю про погибшую в аварии подругу детства. Нагромождения лжи поражали воображение. Теперь уже было неясно, где она говорила правду и говорила ли ее вообще.

Время было позднее. Они допили коньяк и потопали на выход. Главврача к этому времени совсем развезло.

– Поймай мне тачку, – заплетающимся языком попросил Троепольский.

– Ок, – кивнул детектив, он тоже был теплый. – А ты адрес свой помнишь?

– Смутно. Но если напрячься…

– Напрягись.

Тот замотал головой:

– Не помню.

– Напрягись сильнее, Саша.

– Я помню его адрес, – сказали за их спиной.

Крымов вяло обернулся. На него равнодушно смотрел пожилой дядька с седой бородой, в парусиновом костюме и таких же башмаках.

– Переулок Специалистов, дом три, квартира пять.

– Откуда вы знаете?

– Бухали там сто раз, – ответил седой бородач. – Или двести. Эй, Саныч, ты живой? – спросил он у тощего старика.

Тот долго смотрел на вопрошавшего, потом ожил:

– Вася, ты?

– Я, кто же еще? Ну ты и нажрался, Саня. Я его довезу, молодой человек, куда ж деваться? – кивнул он детективу. – Тем более начальник мой. Придется у него остаться – поздно уже.

– Так вы тоже врач из психушки?

– Оттуда. – Он прищурил один глаз. – А у вас лицо знакомое, кстати.

– Типичное.

– Нет – знакомое, молодой человек.

– У вас тоже, кстати.

– Эх, Вася, Вася, – покачал головой Троепольский.

– Чего такое? – спросил седой бородач.

– Ты девчонку ту упустил, уже забыл? – Обращаясь к Крымову, главврач ткнул в коллегу пальцем: – Тот самый, который девчонку упустил на пару с этой сучкой.

– Какую девочку? – поинтересовался бородач. – И с какой сучкой? У тебя белая горячка, Саня?

– С какой? С Ликой.

– А с чего это у тебя Лика вдруг сучкой стала? Потому что уволилась, тебя не спросила?

– И поэтому тоже, – пошатнувшись, ответил главврач.

Сыщик разом встрепенулся:

– Так это было ваше дежурство, когда Женя Оскомина умерла?

– А вы кто такой, молодой человек?

– Следователь Крымов, веду дело убитой семьи Оскоминых, – он заговорил тише, чтобы Троепольский не услышал их.

– То-то я смотрю, что где-то видел вас. Давайте-ка его на скамейку посадим, – кивнув на шефа, предложил бородач, – а то грохнется еще.

Они усадили Троепольского на скамейку.

– Вместе с Ликой они ее упустили, – вяло цедя слова, пояснил главврач и погрозил пальцем. – В ту самую ночь, будь она проклята…

Крымов вежливо взял бородатого старика за локоть:

– Отойдем на два шага?

– Хорошо, – ответил тот и бросил через плечо: – Сиди, Саня, тихо и не рыпайся.

– Что произошло в ту ночь? Когда умерла Женя?

– В ту ночь Лика Садовникова занималась этой девчонкой. Сказала: «Возьму удар на себя», – а меня отправила спать. Тем более что девочка была в отключке. Ей вкололи очередную дозу успокоительных и снотворного, чтобы не буянила. В таком состоянии я, как врач, был ей точно не нужен, хватило бы и одной медсестры. Я проснулся утром, пошел в палату. Лика была там. Сидела, как часовой. Сказала, что Женечка очнулась среди ночи, было невменяема, начала буянить, вырываться и кричать…

– Так она очнулась?

– «Синий чулок» так сказал. Она ей сделала очередной укол, и та заснула. Когда я утром зашел в палату к Женечке, ее лицо мне сразу не понравилось. Землистое, под глазами круги, как будто только что преставилась. Жуть, одним словом. Я еще подумал, что в таком режиме она вряд ли долго протянет. Она, несомненно, страдала, как будто девчонку чего-то лишили, орган какой-то отрезали, отняли у нее что-то жизненно важное.