Злое железо

В комнате отвратительно и пошло воняло гарью. Мы кое-как навесили дверь, выгребли осколки стекла и даже подмели пол, после чего втроем расположились на кухне. Кухня, слава богу, не очень пострадала, там даже половинка окна сохранилась. Пока квартира проветривалась, благо окна открывать не требовалось, Колян выставил на стол бутылку самогона и пару банок со шпротами. По местным понятиям это был настоящий пир, и финансировал его инженер Володя, выигравший процесс по разделу квартиры. Мутная опалесцирующая жидкость наполнила стаканы. Запах самогона в сочетании с запахом гари и клейкой тополиной листвы создавал непередаваемый букет. Коктейль «Дырявая весна» или что-то вроде того.

– Будем! – Колян потянулся ко мне, чтобы чокнуться. – За то, что все кончилось.

Я помотал головой, показывая, что чокаться не надо, не тот случай. Понимающие, однако, у нас в России люди! Мои собутыльники согласно кивнули и поднесли стаканы к губам.

«За помин моей гитары, – подумал я. – За помин несчастных бездомных богов». Из меня словно душу вынули, так что и за помин моей души заодно. А вслух сказал:

– Ну что, еще по одной?

Проводив гостей, я перетащил на кухню матрас, бросил на него одеяло и лег, не раздеваясь. Надо бы помыться, да вот беда, сил хватило только чтобы снять ботинки.

В разбитые окна задувал весенний ветерок. Город понемногу приходил в себя после сегодняшнего кошмара, с улицы тянуло особым весенним запахом, в котором столько всего разного, что и не разберешь, только вот самую главную составляющую определить невозможно. Я оживал вместе с погруженным в весенний вечер городом. Во всяком случае, несмотря на страшные прорехи в судьбе, избитое тело и изуродованные пальцы, жить по-прежнему хотелось. Хотя бы ради весны, не оставлять же ее без моего общества, честное слово! Кроме того, история с чужими богами подошла к концу, и я выбрался из нее живым, хотя нельзя сказать, что совсем здоровым.

– Но не насмерть же, не насмерть! – высвистывала в кроне американского клена какая-то жизнерадостная ночная птаха, и я соглашался с ней:

– Не насмерть.

А потом начались будни. Я немного подлечился, ссадины зажили словно сами собой, и устроился работать грузчиком на рынок, в напарники к полковнику Фофанову, который, как выяснилось, никуда в тот памятный день не пропадал, а просто взял неделю отгулов по случаю празднования годовщины серебряной свадьбы. Весна катилась мимо меня, словно чужая свадебная процессия, шипело шампанское, ударяя кому-то в голову, стучали каблучки, заставляя замирать чье-то сердце, только вот не мое. Мне было и так хорошо. Потому что ничего не случалось. Я полюбил сидеть с отставным полковником на лавочке возле котельной и потягивать пивко, а иногда и что-нибудь покрепче, щуриться на солнышко, бескорыстно разглядывая проходящих мимо девушек, и молчать. А о чем говорить-то? Разве что о том, что водила с мусоровозом опять запаздывает и придется немного задержаться на работе. А почему бы и нет? Дома делать все равно нечего, да и гости ко мне почти не заходят. Даже Колян с Володей. От кого-то я слышал, что Колян надумал жениться, и отнесся к этому с пониманием. А здесь, на рынке, – какое-никакое, а общество. И девушки не привередливые.

В общем, дырявая у меня вышла весна, но уж какая есть. О своих мартовских приключениях я даже не вспоминал, словно они заросли пивным жирком. Хорошо, когда ничего не происходит. В конце мая я даже купил себе новую гитару, грубоватую хриплоголосую простушку с березовым грифом и яичного цвета декой. Измена, скажете вы, и будете не правы. Ведь большинство вдовцов встречаются с женщинами, и вовсе не считают это изменой. «Мужчине нужна подруга, и женщинам то не понять, а тех, кто с этим согласен, – не принято в жены брать».[22] Так и с гитарами, тем более что теперь я не играл, а так, бренчал. Впрочем, моим новым коллегам – грузчикам, девчонкам-продавщицам и их смуглолицым хозяевам мое бренчание нравилось, так что чего мне еще было надо? Чего хочет публика, того хочет бард.

Некоторые веши должны были насторожить меня, но я поначалу не придал им большого значения. А зря, как потом выяснилось.

Например, зажило на мне все удивительно быстро, словно кто-то заговорил многочисленные ушибы. Даже выбитые зубы и те вросли, вот что удивительно. Впрочем, своим организмом я всегда гордился, и на этот раз он меня не подвел.

И то, что какой-то приезжий китаец, не знавший по-русски ни слова, однажды поклонился мне в пояс и стоял так, пока я не смутился и не ушел, тоже ничего не значило. Китайцы – они вообще странные существа, тем более, возможно, это был бурят. Или кореец.

И надменные хозяева мандариновых развалов тоже были со мной отменно вежливы, никогда не пытались обмануть при расчетах и платили точно в срок. Последнее я приписывал своему природному обаянию, не иначе.

И с женщинами мне везло, особенно с молоденькими продавщицами.