– Около половины первого. Меня впустил вот этот человек, – она покосилась на Хэса, – и обошелся со мной, как с преступницей. Меня в чем-то подозревают?
Хэс улыбнулся.
– Время названо точно, мистер Маркхэм. Она обиделась, что я не пустил ее вниз.
Маркхэм неодобрительно покачал головой.
– Вы что-нибудь знаете о том, что произошло здесь утром? – продолжил он, внимательно разглядывая женщину.
– Что же я могу знать? Я ведь была на рынке.
– Видели ли вы мистера Робина или мистера Сперлинга?
– Минут за пять до моего ухода они прошли мимо кухни в комнату для упражнений в стрельбе.
– Слышали вы что-нибудь из их разговора?
– Я не подслушиваю за дверьми.
Маркхэм сердито поджал губы и собрался выпалить что-то резкое, но Вэнс опередил его:
– Следователь полагал, что, вероятно, дверь была приоткрыта, и вы могли случайно уловить что-нибудь из их разговора, несмотря на ваше похвальное желание не подслушивать.
– Да, дверь, вроде, была приоткрыта, но я ничего не слышала, – недружелюбным тоном ответила женщина.
– Значит, вы не знаете, находился ли еще кто-нибудь в клубной зале?
Бидл прищурилась и с недоверием поглядела на Вэнса.
– Может, и был кто-нибудь. Я как будто слышала голос мистера Друккера, – ядовито произнесла она, и на ее губах обозначилась кривая ухмылка. – Он заходил нынче рано утром к мистеру Арнессону.
– Точно? – удивился Вэнс. – Вы его видели?
– Я видела, как он пришел, но не заметила, когда он вышел. Он постоянно толчется в доме.
– Вот не подумал бы! Да, между прочим, через какую дверь вы отправились на рынок?
– Через парадную. С тех пор как мисс Белл сделала из подвала клубную залу, я всегда хожу через парадную дверь.
– Сегодня утром вы не входили в стрелковую комнату?
– Нет.
Вэнс выпрямился в кресле.
– Спасибо за помощь. Вы свободны. – Когда кухарка вышла, он встал и подошел к окну: – Мы тратим силы впустую, Маркхэм, – сказал он. – Мы ничего не добьемся ни от прислуги, ни от членов семейства. Надо пробить психологическую стену и лишь тогда бросаться на приступ. В здешнем семействе у каждого свои сокровенные переживания, и каждый боится, чтобы они не просочились наружу. Каждый говорит меньше, чем знает. Неприятно, но верно. Все, что мы узнали, не связано одно с другим, и если хронологически события не совпадают, следовательно, они произвольно искажены. Во всех этих россказнях я не нашел ни намека на внутреннюю связь.
– Может, и в самом деле связи нет, – ответил Маркхэм, – но мы никогда не найдем ее, если прекратим допросы.
– Ты слишком доверчив. – Вэнс подошел к столу. – Чем больше мы задаем вопросов, тем больше запутываемся. Даже показание профессора Дилларда не вполне правдиво. Он что-то скрывает. Арнессон своим вопросом коснулся самого живого места. Ловкий парень этот математик. Девушка тоже старается выпутать себя и свою компанию, чтобы и пятнышка на них не осталось. У Пайна явно что-то на уме, хитрит и изворачивается. На лице его маска, которая прикрывает разные мысли, но никакими вопросами до них не докопаешься. Какая-то фальшь и относительно его утренних занятий. Он говорил, что провел все утро в комнате Арнессона, но явно не знал, что профессор дышал свежим воздухом на балконе своего приемного сына. Как такое возможно? И эта его отлучка в чулан более чем подозрительна. Из показаний Бидл следует, что она не любит слишком общительного мистера Друккера и постаралась вмешать его в это дело. Она думает, что слышала его голос в злополучной комнате. Но кто поручится, так ли это? Все это мы и должны разузнать. Надо вежливо поговорить с самим мистером Друккером…
Послышались шаги на лестнице, и в дверях появился Арнессон.
– Ну, кто же убил Кок-Робина? – насмешливо спросил он.
Маркхэм встал с неприветливым видом и уже хотел выразить неудовольствие, но Арнессон поднял руку.
– Простите, одну минуту. Я пришел предложить свои услуги благородному делу правосудия, обывательского правосудия, потому что с философской точки зрения никакого правосудия, никакой справедливости не существует. – Он сел напротив Маркхэма и цинично усмехнулся. – Печальный факт неожиданной кончины мистера Робина взывает к моей научной натуре. Это интересная проблема, в ней чувствуется математический привкус: имеется ряд точных данных, и из них надо определить некоторые неизвестные величины. Я как раз тот гений, который способен решить эту задачу.
– А как вы будете ее решать, мистер Арнессон? – Маркхэм уважал ум и знания этого человека и чувствовал под его насмешливым легкомыслием серьезные намерения.