Злой город

Тот, что в шапке из тряпок, уставил прилавок баночками с зельями и притираниями. Возле него тоже толклись бабы, но поменьше, чем у других гостей. Больше от любопытства — и чего это такое приволок иноземец? А еще на шапку таращились — виданное ли дело, чтобы мужик зеленые полотенца себе на голову намотал и при этом ходил с важным видом, будто боярин какой.

Однако, когда к прилавку подошла старуха Степанида, что живет на старой мельнице и лечит тех, кто рискнет по нужде не в церковь, а к ней в гости наведаться и которая — всем известно — накоротке знается с лешим, зеленошапный иноземец, перекинувшись с бабкой парой-тройкой слов, враз оживился, замахал руками и повел с ней разговор вроде по-русски, а вроде и нет — столько в том разговоре непонятных слов было.

— А о чем это они, дядька Степан? — рискнул снова вставить слово разговорчивый работник.

— Поди да спроси, — буркнул Степан. И добавил:

— Чернокнижник чернокнижника завсегда поймет. На костер бы обоих — самое было б милое дело.

Русичей тоже было немало. И свои, козельские — вон кузнец Иван мало не на два прилавка разложил свои мечи, кольчуги, панцири, косы, серпы да вилы, — и с других городов купцы приезжие. Кто оружие привез, кто, опять же, меха, а кто и просто не мудрствуя особо чугунками с горячими пирожками да пряниками прилавок уставил. И судя по тому, как расходился нехитрый товар, впору задуматься было, что выгодней — заморскими диковинами торговать или же пирогами с гусятиной.

Внезапно толпа замерла, повернув головы в одну сторону, потом нестройно зашумела и расступилась. Мужики разом скинули шапки.

— Княгиня… княгиня идет…

И правда. Вдоль торговых рядов в сопровождении десятка дружинников шла княгиня.

— Надо же, почитай, впервые за год из терема вышла, — громким шепотом сказала какая-то баба. — Может, попустило горюшко-то?..

— Молчи, дурища! — шикнул на нее стоящий рядом муж, чувствительно пихая супругу локтем в бок. — Не приведи Господь, услышит.

Княгиня медленно плыла мимо прилавков, ни на чем не останавливая рассеянного взгляда. Сбоку, готовясь в случае чего поддержать вдову, шла ее престарелая няня. На руках у княгини лежал спеленутый сверток, из которого вполне осмысленно смотрели на мир большие карие глаза — такие же, как и у княгини.

Но, видимо, блеск и роскошь товаров мало трогали молодую вдову. Потворствуя уговорам няньки, вышла она наконец прогуляться — а надо ли? Не лучше ли было остаться в тереме перед иконами, с которыми вот уже который месяц вела беседы молодая женщина — и, казалось, порой получала ответы. Но не было ответа на главный вопрос — за что?..

— За грехи наши, матушка, Господь испытания посылает, — неизменно отвечала нянька, когда вопрос касался и ее ушей. — А запирать себя в тереме не след. Не ради себя — ради князя надобно выходить на свет, воздухом свежим дохнуть, чтоб не закисла в малом возрасте кровь молодецкая.

Послушалась. Вышла. Люди вокруг… Кланяются… Лица, лица, лица… А того, родного, нет… И не будет более…

На глаза княгини вновь навернулись было слезы, но тут сбоку, совсем рядом что-то громыхнуло. Княгиня вздрогнула всем телом и чуть не выронила ребенка. Бдительная нянька подхватила вдову под локти.

— Да что ж ты делаешь, басурман ты эдакий, — зашипела она.

И осеклась.

Ребенок выпрастал ручонки из пеленок и, радостно смеясь, тянул их к странной круглой игрушке, которую держал в руках желтолицый, узкоглазый человек за прилавком.

Человек улыбнулся и, тряхнув железным шаром еще раз, протянул ребенку игрушку. Княгиня сперва отшатнулась было от странного человека, копья дружины качнулись в сторону торгового гостя, но, повинуясь внезапному порыву, шагнула вдруг вперед и протянула сверток. Гость вложил шар в ладошки младенца и, увидя, как тот вцепился в игрушку, кивнул:

— Хороший воин будет, — сказал он со странным шипящим акцентом. — Сильный. Если погремушку в руках сам крепко держит, ланъабан[76], когда вырастет, тоже не уронит.

Княгиня беспомощно обернулась. Старший десятка шагнул вперед и протянул гостю гривну — немалая цена за детскую забаву. Но гость отчаянно замотал головой.

— Нет. Не возьму. Подарок.

— Бери, — десятник сурово сдвинул брови. — Княгиня жалует от щедрот.

— Нет, — заупрямился гость. — Это не княгине. Это ее сыну.

Петровна удивленно отметила, как вдруг порозовели щеки молодой вдовы. Что-то появилось в ее глазах, как-то по-другому взглянула она на заморского гостя, после чего передала ребенка няньке и, решительно скинув с шеи воротник из шкурок соболя, пихнула в спину десятника — отойди, мол!

Тот изумленно повиновался. А княгиня уже протягивала купцу воротник, который стоил всей его лавки с товарами да еще и двух соседних в придачу.

— Бери. Это от меня ответный подарок.

Гость из неведомой Поднебесной страны внимательно взглянул в глаза молодой женщины и покачал головой.

— Не могу. Слишком дорогой подарок.

— Для меня самый бесценный дар — это когда улыбается мой ребенок, — медленно проговорила княгиня. — Больше у меня ничего не осталось на этом свете. Сегодня ты сделал мне такой подарок. Так что возьми.