«Злой город» против Батыя. «Бессмертный гарнизон»

Подъехавшие татары вели себя довольно дружелюбно, они что-то тараторили на своем гортанном языке, обращаясь к Матвею Цыбе и шаря в санях. Отыскав в поклаже ларец с золотом, татары развеселились. Они выпрягли из саней лошадей, велев Матвею Цыбе взобраться на одну из них верхом.

Когда татары двинулись в обратный путь к лесу, то их догнали семеро степняков, которые умчались вдогонку за конюхом и гриднем Самохой. У Матвея Цыбы душа ушла в пятки, когда он увидел две мертвые головы, насаженные на острия копий. Голова Самохи была залита кровью, а на неживом лице конюха застыла гримаса боли.

«Прощай, золотишко! – подумал Матвей Цыба. – Прощай, моя бедовая головушка!»

* * *

Столь резкий поворот в судьбе подействовал на трусоватого Матвея Цыбу угнетающе, угодив в плен к татарам, он мысленно то и дело прощался с жизнью. Его постоянно терзала мысль о том, как татары станут его убивать, отрубят голову или заколют копьем. Ему вдруг вспомнилось, как однажды на охоте он заколол рогатиной кабана, сначала ударил не очень удачно, поэтому пришлось вторым ударом добивать зверя. «Ну вот, теперь я угодил в беду, как тот кабан!» – подавленно размышлял Матвей Цыба.

Проехав вместе с татарами через заснеженное, покрытое хрустящим настом, поле, потом миновав поросший лесом холм, Матвей Цыба увидел на широкой луговине татарский стан, рядом с которым дымились развалины какой-то деревни. Сизо-черный дым от огромного пожарища расползался в голубых небесах над деревьями гигантским зловещим шлейфом.

Никогда в жизни Матвею Цыбе еще не доводилось видеть в одном месте так много узкоглазых людей. Причем среди татар были не только черноволосые, но и рыжие, и темно-каштановые, и желтоволосые… Татарские юрты были поставлены в круг, в центре которого возвышался большой белый шатер с красным верхом. Второй круг вокруг юрт образовывали татарские повозки, на самых больших из них тоже были установлены небольшие войлочные шатры.

В татарском становище было довольно много узкоглазых женщин, молодых и старых, но еще больше здесь было русских невольников, мужчин и женщин. Все пленники сильно страдали от холода, поскольку были одеты в какие-то жалкие лохмотья. С Матвея Цыбы татары тоже живо сняли всю одежду и сапоги, едва он очутился у них в стане и слез с лошади. Какой-то кривоногий татарин в овчинной шубе, с саблей на поясе на ломаном русском объяснил Матвею Цыбе, что отныне он является рабом татарского военачальника, конники которого и захватили его в плен.

Внимая татарину, Матвей Цыба тупо кивал головой, ежась на прохладном ветру и зябко переступая босыми ногами на утоптанном липком снегу. Из одежды на боярине остались лишь исподние порты и льняная исподняя рубаха. Кто-то из татар швырнул Матвею Цыбе грубую рваную накидку и старые кожаные башмаки. Боярин торопливо обулся и набросил дырявый плащ себе на плечи. Но и от этого теплее ему не стало.

Кривоногий толмач подвел Матвея Цыбу к юрте его хозяина, вызвав свистом из юрты двух молодых узкоглазых женщин в длинных теплых халатах и странных головных уборах. Толмач втолковал Матвею Цыбе, что это жены его хозяина, которым он должен во всем подчиняться. За непослушание рабов бьют, толмач показал боярину плеть, а за попытку побега раба ждет мучительная смерть. Толмач резким движением провел ребром ладони по шее боярина.

Татарки спросили у толмача, как зовут их нового раба.

Толмач спросил об этом же у Матвея Цыбы, а затем ответил женщинам. Имя боярина показалось татаркам слишком сложным для произношения, зато его прозвище им сразу понравилось. Переиначив прозвище на свой лад, татарки решили, что будут звать пленника Цэбэ.

«Ну вот, нехристи и новое имя мне измыслили», – с каким-то тупым равнодушием подумал Матвей Цыба.

Жить и питаться Матвею Цыбе предстояло в другой юрте, которая стояла позади юрты его хозяина. Татарки сразу же отвели его туда.

Протиснувшись внутрь полутемного войлочного жилища через низкий дверной проем, завешанный пологом из собачьих шкур, Матвей Цыба обнаружил там еще несколько русских рабов. Войдя в полумрак с дневного света, Матвей Цыба различил в юрте лишь людские фигуры, не разобрав их лиц.

Вдруг, раздался удивленный женский возглас:

– Матюша, ты ли это? Как ты здесь очутился?

Услышав голос жены, Матвей Цыба вздрогнул и пришел в сильнейшее волнение.

– Фаина?! Ты почто здесь? – забормотал он, ощутив на своих плечах пальцы супруги. Та ощупывала его, словно не веря, что это ее суженый. – Ты же должна быть вместе с детьми в Дедославле!

– Мы и отправились в Дедославль, как ты нам велел, – ответила Фаина, потянув мужа за собой к лежанке у войлочной стенки. – Но по пути туда мы наткнулись на татар и угодили в неволю.

– Так наши дети тоже в татарском стане?! – с горечью воскликнул Матвей Цыба, опустившись на жесткую постель. – Господи, за что мне такое наказание! За что?!

Обхватив голову руками, Матвей Цыба со стоном закачался из стороны в сторону.