Злой мальчик

Их жизнь засекречена сильнее, чем жизни детей президента. Старушки и старики сделали то, о чем мечтал каждый из нас, – укрылись в своеобразной «слепой зоне». Их не касалось ничего, кроме эсэмэски о поступлении пенсии. Их жизнь похожа на ту, какой изображают ее у геймеров в фильмах. Они тоже целый день сидят дома, едят, болтают по телефону, только вместо VR-очков у старушек телевизор. У моей соседки он включен на полную мощность дважды в сутки: утром и вечером. Всегда, каждый день. Утром – прогноз погоды, вечером – новости. Я слушаю их принудительно. И вместе с тем получаю сообщение, что с соседкой все в порядке.

И вот сейчас я пытаюсь понять, как к этому относиться. Мы их забыли? Или оставили в покое? В прошлом году я сам делал спектакль об одной из таких забытых московских старух. «Девушка и смерть» Максима Диденко, с Алисой Хазановой и Алексеем Розиным. В нем смерть приходит к известной когда-то актрисе Валентине Караваевой. В начале 1998 года ее нашли мертвой в квартире на Проспекте Мира. Одну в однокомнатной квартире. Ту самую Караваеву, которая в 1940-х получила Сталинскую премию за роль в фильме «Машенька». Казалось бы, Сталинская премия – это серьезная «социальная гарантия». Оказалось, что нет. Караваева пролежала одна несколько дней, ее обнаружили только из-за лопнувшей в квартире трубы. Пришлось вскрыть дверь и найти тело. Вокруг в воде плавали обрывки бумаг и серпантин кинопленок. Сама того не сознавая, Караваева открыла жанр сториз – снимала сама себя на ручную камеру, читая тексты классиков. Соседка догадалась о смерти Караваевой, когда несколько дней подряд не услышала за стеной ее голос. Как правило, она каждый день читала монолог из чеховской «Чайки». Думаю, когда состарится поколение молодых, они учтут этот горький опыт. В «Инстаграм» будет встроен алгоритм: если сториз не появляется больше суток – родным и коллегам приходит тревожный сигнал.

Мои соседки мало чем отличаются от Валентины Караваевой. Они закрываются дома и умирают. Я как-то разговорился с соседом-стариком на одну из самых спорных московских тем – о реновации. Московский старик – это вообще редкость, а говорящий – тем более. Он рассказывал о своей борьбе со старушкой из соседнего подъезда. Реновация стала для них камнем преткновения. Старик был за, старуха – против. «И все-таки я ее победил». – «И… как?» – спросил я. «Она умерла. Вынесли ее ногами вперед. Ха-ха-ха». После этого сказал, что в его планах – дожить до реновации. Обязательно.

Говорят, они крепче нас. Я хочу в это верить. А еще хочу иметь мудрость отличать покой от забвения.

Впервые опубликовано в «Москвич Mag»

Секс в транспорте

Еду в автобусе по центру. Еду двадцать минут. За это время, говоря словами Димы Гудкова, пересосалась половина пассажиров. Целуются все гетеросексуальные пары от восемнадцати до восьмидесяти. (При этом бабушка еще перекрестилась на здание банка БФГ-Кредит.) А петтинга столько, что из него можно делать кирпичи. Девушка висит на парне, мужик мнет бабу, мать так поцеловала дочку-школьницу, что я ахнул.

А теперь наблюдение из серии «Почему Россия не Европа». Мысленно переносимся на Запад. У меня есть такое наблюдение: там люди очень сдержанно публично выражают привязанность. Целуются в основном (сейчас будет опасно) местные «гости столицы» и… русские. Помню, в Германии вижу – на эскалаторе сорокалетняя парочка чуть не трахнула друг друга. Русские, конечно.

Моральный вывод такой: чем больше у народа реальной сексуальной свободы, тем меньше народ ее проявляет на улице. Наши же люди пока доедут до работы, так переебутся, что спаси господи.

Дети на фондовом рынке

Автобус едва догоняют два подростка. Не платят, падают на задние сиденья. Один совсем мелкий, другой покрупнее. Я в наушниках, но по жестам вижу, что мелкий очень живо говорит. Я вынимаю один наушник.

– Понимаешь, я пока просто не могу, – говорит мелкий, – в силу возраста не могу выйти на фондовый рынок.

– А сколько тебе?

– Четырнадцать, есть паспорт, – хлопает по рюкзаку, где, вероятно, есть паспорт. – Все есть, но руки связаны.

– Это закон, – говорит крупный, уже старый (ему лет семнадцать). Видно, что в четырнадцать он хотел быть дерзким, но испугался. И вот ему уже семнадцать, и он стар для жизни и тиктока. Его удел тик-так и свежесть дыхания. – Это закон, – повторяет он.

– Это жизнь, – говорит мелкий.

А я смотрю на них из вселенной тридцати пяти лет, я видел, как загорались и гасли звезды. Я сам полураспавшийся уран… Будьте дерзкими, мальчики! А когда будете, как я, богатыми – платите за проезд.

Блондинка с черными волосами

По дороге идут мама и мальчик. Маме за тридцать, но она еще slim fit. Малыш как малыш: мальчик в пуховичке. На голове шапка, помпон шевелит ветерок. Мамаша склоняется к сыну и спрашивает:

– Ты сказал, блондинка с черными волосами – это как?