Злой рок. Политика катастроф

Когда европейцы пересекли Атлантику и совершили, по словам Альфреда Кросби, Колумбов обмен, они принесли с собой не только знания, но и болезнетворные микроорганизмы, о которых и не подозревали^[478]. И катастрофой для коренных американцев, как утверждал Джаред Даймонд, оказались не столько ружья и сталь конкистадоров, сколько инфекции, привезенные теми из-за океана: оспа, сыпной тиф, дифтерия, геморрагическая лихорадка. Подобно крысам и блохам, ответственным за Черную смерть, белолицые выступили в роли носителей смертоносных микробов, распространив их от Эспаньолы до Пуэрто-Рико, до Теночтитлана, ацтекской столицы, и до империи инков в Андах. Ацтеки горько скорбели из-за смертоносной болезни коколицтли («мор» на языке науатль). На самом деле они погибли от целого коктейля из различных микробов, среди которых была и Salmonella enterica, защиты против которой индейцы не имели. Европейские колонисты осознали, что завладели огромным склепом. Хуан де Торквемада, францисканский монах, миссионер и историк, отмечал, что «в 1576 году индейцев охватили великая пагуба и мор, длившиеся больше года, [так что] место, известное нам как Новая Испания, почти опустело»^[479]. В конце 1621 года отцы-пилигримы в Плимуте возносили свою благодарность^[480], помимо прочего, и за то, что 90 % коренного населения Новой Англии умерло от болезней за десять лет до их прибытия, успев – предусмотрительно – распахать землю и зарыть запасы кукурузы на зиму^[481]. В 1500 году на территории, которой предстояло стать Британской Северной Америкой, проживало примерно 560 тысяч американских индейцев; к 1700 году их число сократилось более чем вдвое. И это оказалось лишь началом демографического кризиса, который захватывал весь североамериканский континент – по мере того как белые колонисты, заселяя все новые области, продвигались на запад. В 1500 году на территории современных США проживало примерно два миллиона коренных американцев. К 1700 году их осталось уже только 750 тысяч человек, а к 1820 году – всего 325 тысяч.

Впрочем, это все-таки был обмен. Есть основания полагать, что некоторые путешественники и завоеватели, вернувшись в Европу, принесли с собой сифилис^[482]. Современная точка зрения, основанная на анализе скелетных останков, гласит, что бледная трепонема действительно пришла в Европу из Нового света после 1492 года, но сама венерическая болезнь – сифилис – стала итогом новой мутации^[483]. (Если Генрих VIII и Иван Грозный действительно страдали от сифилиса – как иногда предполагают^[484], – тогда политические последствия болезни были чрезвычайно значительными^[485].) Тем временем перевозка в Америку африканских рабов, призванных восполнить нехватку местной рабочей силы, сделала обмен треугольным, поскольку вместе с африканцами явились плазмодии, вызывающие малярию; флавивирус, приводящий к желтой лихорадке; и некоторые виды комаров, прекрасно приспособленные к тому, чтобы быть переносчиками обоих заболеваний. Малярия и желтая лихорадка процветали на плантациях Карибских островов и в южных колониях Британской Америки^[486]. В середине XVII века эпидемии желтой лихорадки на острове Сент-Китс, в Гваделупе, на Кубе и вдоль восточного побережья Центральной Америки привели к смерти примерно 20–30 % местного населения. Самые ранние характерные вспышки в Северной Америке произошли в 1668 году (Нью-Йорк) и в 1669-м (долина Миссисипи)^[487]. А значит, огромное количество более поздних поселенцев умирало в первые годы после пересечения Атлантики. Выживали только «закаленные». Так что солдатам, которых рекрутировали в Европе для сражений в Новом свете, страшно не повезло: достаточно вспомнить катастрофические потери, которые понесли от желтой лихорадки войска адмирала Эдварда Вернона в 1740 и 1742 годах (в Войне из-за уха Дженкинса), когда он, имея 25 тысяч солдат, тщетно пытался взять Картахену и Сантьяго-де-Куба^[488]. Та же участь постигла французских солдат, которых Наполеон в 1802 году отправил отбить Сан-Доминго у гаитянского революционера Туссен-Лувертюра. И, возможно, именно «Желтый Джек» (так прозвали лихорадку) – наряду с французским флотом – лишил военного счастья армию Георга III во время сражения при Йорктауне (1781).