Злой рок. Политика катастроф

Возможно, администрация Трампа и могла позволить себе двусмысленные высказывания о пандемии, но невозможно было уклониться от обсуждения подобного краха фондовой биржи. (Именно паники подобного рода и стремился избежать Трамп, когда преуменьшал угрозу коронавируса.) В отличие от здравоохранения, денежно-кредитная и налогово-бюджетные сферы отреагировали немедленно — и масштабно. Федеральная резервная система, по признанию ее представителя, «перешла красную линию» со множеством программ, включая беспрецедентные обещания покупать даже мусорные облигации. 23 марта ФРС обязалась приобрести столько американских государственных облигаций и ценных бумаг с ипотечным покрытием, сколько потребуется, «чтобы поддержать бесперебойное функционирование рынка»[1242]. В общем итоге было объявлено о создании четырнадцати новых программ кредитования финансовых организаций, центральных банков иностранных государств, нефинансовых предприятий, а также региональных и местных органов власти. С 11 марта по 3 июня баланс ФРС возрос на 53 %, с 4,3 триллиона до 7,2 триллиона долларов[1243]. И пусть даже тринадцать из четырнадцати программ были небезупречны с точки зрения легальности[1244], они оказали желаемый эффект. Финансовое положение после кризиса в середине марта стало намного устойчивее.

Вместе с этим 25 марта, в первые часы после полуночи, лидеры Конгресса согласовали финансовый пакет на два триллиона долларов, который предполагал отправку чеков на 1200 долларов всем американцам, чей доход был ниже определенного уровня; расширение страхования по безработице; увеличение государственных пособий по безработице на 600 долларов в неделю в течение четырех месяцев; а также предоставление корпорациям в качестве помощи 500 миллиардов, малому бизнесу в качестве займов — 350 миллиардов; а поставщикам медицинских услуг — дополнительные 150 миллиардов. Эти меры дополнили прежде принятый закон, согласно которому 8,3 миллиарда были выделены на разработку вакцины и 100 миллиардов — на оплачиваемые отпуска[1245]. Инвестиционный банк Goldman Sachs спрогнозировал, что дефицит федерального бюджета составит примерно 3,6 триллиона долларов (18 % ВВП) в 2020 финансовом году и 2,4 триллиона (11 % ВВП) в следующем, при этом доля публичного государственного долга превысит 100 % ВВП, а общий долг достигнет 117 % ВВП[1246]. (В сущности, ФРС приобрела почти все облигации, выпущенные в первом квартале 2020 года.)

Если Федеральная резервная система намеревалась лишь избежать финансового кризиса, тогда эти меры можно считать невероятно успешными. Акции после падения показали резкий рост, и если смотреть ситуацию за год, то к началу августа они снова вернулись на положительную территорию. Интуиция подсказывала, что по большей части этот подъем осуществился благодаря акциям крупных IT-компаний: пандемия явно помогла перевести многие тренды из реального мира в виртуальный. В то время как конъюнктура рынка была искажена денежно-кредитной политикой — какая ранее наблюдалась только во время мировой войны, — эти «акции роста» вроде бы сохранили свои высокие оценочные коэффициенты. Вместе с тем политические последствия принятых мер не могли не поражать. Было чувство, что в те месяцы пандемия перевела две радикальные идеи — современную денежную теорию и безусловный базовый доход — едва ли не в мейнстрим. О том, как долго обычные люди смогут просидеть взаперти, даже получив более щедрые, чем обычно, пособия по безработице, особо никто не говорил.

Президент Трамп упорно стремился вернуть Америку к нормальной жизни как можно быстрее, и лучше всего к Пасхе. К последней неделе марта, оценивая, как администрация президента справляется с кризисом, ее действия поддержали 94 % республиканцев, 60 % независимых политиков и даже 27 % демократов[1247]. Но Трамп понимал, что вся эта поддержка быстро испарится, если продержать локдауны слишком долго, особенно в тех штатах, где COVID-19 еще не проявился в полную силу и где приостановка экономической жизни казалась совсем не очевидной. Начиная с апреля в обществе стали отворачиваться от Трампа и все внимательнее прислушиваться к наиболее заметным губернаторам и чиновникам здравоохранения, особенно Энтони Фаучи[1248]. В середине апреля американцы встревожились. Две трети участников одного из опросов выразили обеспокоенность тем, что правительства штатов могут снять наложенные ограничения не слишком поздно, а напротив, слишком рано. Примерно три четверти опасались, что худшее еще впереди[1249]. Возник резкий партийный раскол: демократы по-прежнему волновались насчет COVID-19, а республиканцы с середины апреля до середины мая совершенно о нем забыли[1250]. На самом деле, если говорить об избыточной смертности, то худшая часть американской эпидемии к июню уже закончилась. Но ее экономические последствия еще только начинали сказываться.

Вирус Шредингера