– Нет. – Ротемунд осторожно потер небритый подбородок. – У меня хватило духа, чтобы не позволить им перехватить материал. Поскольку я знал, что Ханна находится в больнице, я их уверил, что отправил посылку с записями на ее адрес.
– Это было разумно с вашей стороны, – сказала Пия. – В доме Ханны Херцманн действительно кто-то ждал почты. Но, как назло, ее дочь Майке тоже была в доме, когда туда явился этот тип.
– Боже мой! – проговорил испуганно Ротемунд.
– Майке удалось одолеть его и запереть в подвале, он сейчас тоже здесь.
Килиан Ротемунд с облегчением вздохнул.
– Кто это был? Гельмут Грассер? – спросил он.
– Да, именно он. Откуда вы его знаете?
– Он человек Финкбайнера, который выполняет для него разную грубую работу. Он сам был одним из «солнечных детей». Кроме того, он психически болен.
– Где сейчас ваша дочь? Она в безопасности? – спросила Пия.
– Да. Моя бывшая жена ей звонила. Она как раз приехала домой в тот момент, когда прибыла полиция, чтобы меня забрать. – Ротемунд кивнул. – Мне удалось с ней немного поговорить, и она обещала мне пока не выходить из дома.
– Мы обеспечим ей полицейскую охрану, – сказала Пия.
Боденштайн кашлянул.
– Давайте по порядку, – сказал он. – Мы уже кое-что знаем от Бернда Принцлера, мы в курсе истории жизни его жены. Сегодня она явилась на торжество, посвященное юбилею Йозефа Финкбайнера. Застрелила там двоих мужчин и тяжело ранила своего отца.
– Боже мой! – воскликнул пораженный Ротемунд. Эта новость заметно вывела его из равновесия, но он все же сохранил самообладание. – Кого она застрелила?
– Доктора Хартмута Матерна и доктора Рихарда Меринга, бывшего главного судью Верховного суда земли.
– Оба относятся к внутреннему кругу педофильского кольца, – подтвердил Килиан Ротемунд. – Они и еще трое других уже более сорока лет заправляют в этом деле. Именно столько лет они беспрепятственно бесчинствуют. У меня есть длинный список имен и масса доказательств того, что этот список правдив. Михаэла Принцлер поминутно рассказала мне о своих многолетних мучениях, изложив все в письменном виде. Фрау Херцманн и мне в последние недели удалось собрать большое количество доказательств и показаний бывших жертв и преступников, которые подкрепляли историю Михаэлы. Я в последние годы очень интенсивно занимался этой темой, как вы догадываетесь.
На его обезображенном лице выделялись необычайно синие глаза, в которых отражались напряжение и настороженность, мешавшие Пие, когда она устремляла на него свой взгляд, и ей приходилось заставлять себя не отводить глаза.
– Когда Бернд девять лет назад обратился ко мне с просьбой помочь его жене, меня очень заинтересовала эта тема, – продолжил Ротемунд свой рассказ после короткой паузы. – Но я совершенно недооценил, насколько эти люди решительны и опасны. Они со мной расправились. Я потерял все: семью, уважение, работу. Я попал в тюрьму и был осужден за педофилию и за фотографии и фильмы, содержащие детскую порнографию, которые они обнаружили в моем компьютере. Все это было ловко расставленной ловушкой, в которую я слепо попал.
– Как это могло произойти? – спросила Пия.
– Я был в самом прямом смысле наивен[39]. – Он чуть улыбнулся, но улыбка мгновенно исчезла с его лица. – Я доверился не тем людям. Мне подлили в напиток парализующий препарат. Через двадцать четыре часа я очнулся в своей машине с провалом в памяти. Пока я был без сознания, они меня раздели, уложили в постель с обнаженными детьми и сделали фотографии. Это традиционное средство, чтобы держать в узде неудобных людей. Я знаю двоих сотрудников Ведомства по делам молодежи, с которыми произошло то же самое, одного учителя, который хотел заявить о своем подозрении в сексуальном насилии над учеником, и еще минимум троих мужчин. В этом случае нет никаких шансов, так как связи этих людей тянутся в министерства, в экономику, политику и даже в полицию. Они все в сговоре, и не только в Германии. Это дело международного характера, и в нем задействованы огромные деньги.
Он рассеянно рассматривал искалеченную правую руку, поворачивая ее туда-сюда.