Злой

— Этого я не знаю. Знаю только: то, что нам известно о ЗЛОМ, полностью противоречит этому поступку. На первый взгляд, если не углубляться в суть дела, здесь всё логично: опороченный в газете хулиган, бандюга и авантюрист решил отомстить и свёл счёты с тем, кто это написал. Но мы знаем, пан Эдвин, что всё не так, ведь правда? Припоминаете ли вы наши первые разговоры о ЗЛОМ, ещё в феврале, в той кофейне на Пулавской? Мы согласились тогда, что эти, казалось бы некоординированные случаи, являются одной организованной акцией, осуществляемой человеком, которого толкнуло на это что-то очень серьёзное? Помните, как мы пытались постичь мотивы таких поступков, живые чувства того, кто для нас был тогда почти миражем, тенью, неуловимым фантомом, оставляющим следы в виде лежащих на земле врагов? Вы же помните, как мы пришли к выводу, что только большие чувства, рождённые в огне тяжёлых переживаний и внутренних конфликтов, могут подвигнуть на столь самоотверженные и последовательные действия? Теперь мы знаем о ЗЛОМ намного больше и, возможно, поэтому теряем в многочисленных новых подробностях чётко очерченную цель его борьбы. По-моему, ничего не изменилось, просто поступки этого человека обросли уличными легендами, помутнели в хаосе сплетен, оттого и обвиняют его в преступлениях, к которым он не причастен. Я не знаю, кто убил Кубуся Вируса, — существует милиция, чтобы это расследовать. Но я точно знаю и верю, что не ЗЛОЙ его убил, так как ЗЛОЙ борется за спокойствие в нашем городе, и его враг — только топкое болото варшавской уголовщины.

Колянко впервые чуть заметно улыбнулся; что-то похожее на прежнюю хищную живость блеснуло в его глазах.

— Дело в том, — сказал он, — что хулиганство и преступность тесно связаны между собой. Выходит, вы этого не замечаете, так же как и поручик Дзярский долгое время не мог это понять. Он разграничивал две вещи — отдельно хулиганство и дурные привычки и отдельно преступность. И лишь смерть Кубуся убедила его в ошибочности подобных взглядов. Я вижу, чувствую, как оно есть на самом деле. Думаю… — голос редактора Колянко дрогнул, — мне кажется, был один человек, который мог бы всё разъяснить. Потому он и погиб… А я… У меня больше нет сил искать и размышлять… Боюсь, — сказал он так неожиданно и таким шёпотом, что у Гальского тревожно забилось сердце. — Я боюсь, — повторил он почти со слезами в голосе, оглядываясь вокруг, — вы слышите, я боюсь… Боюсь, чтобы мне не засыпали глаза толчёным стеклом! Чтобы кто-нибудь не полоснул бритвой по лицу! Сам не знаю, когда это может произойти и где… Боюсь!

Гальский подался вперёд.

— Тем более, — с нажимом произнёс он, — бессмысленно обвинять в этом убийстве Кубы ЗЛОГО. Кубусь Вирус погиб, так как что-то знал об этом деле, правда? Вы так считаете? А я думаю, что ЗЛОЙ — второй человек, который мог бы нам многое рассказать. Раз он не открывается, значит, борется самостоятельно, вот что. Однако, наверное, он ничего не имеет против раскрытия этих тайн, — Гальский умолк, вытирая со лба пот. «Я ещё очень слаб», — с досадой подумал он. — Но в этом что-то есть, — снова сердито начал он. — Должен существовать кто-то, кому была необходима смерть Кубуся Вируса, слишком много знавшего репортёра.

— В этом вы сходитесь с Дзярским, — неприязненно и равнодушно сказал Колянко. — Только для Дзярского ЗЛОЙ — именно тот человек, которому чем-то мешал Кубусь.

— Скажите своему Дзярскому, что он недотёпа, — холодно обронил Гальский; его худые щёки слегка порозовели. — Ведь даже малый ребёнок догадается, что ЗЛОЙ — это союзник газетчика, который борется с хулиганством.

Колянко наклонился к Гальскому.

— Хочу вам кое-что сказать, — он оглянулся вокруг, словно опасаясь подслушивания; его глаза сверкали, усы испуганно топорщились, — хочу кое-что сказать, — повторил он, — вот послушайте. Кубусь напал вовсе не на след ЗЛОГО, а на след КУДЛАТОГО. Я это точно знаю.

— А кто такой Кудлатый? — с напряжённым интересом спросил Гальский.

— Не знаю, — пожал плечами Колянко, тупо посмотрев на собеседника, — какой-то предводитель варшавских гангстеров.

— Вы сказали об этом Дзярскому? — резко бросил Гальский.

— Нет, — заикаясь ответил Колянко. — Зачем? Я боюсь! — внезапно выкрикнул он и поднялся со стула. — Я боюсь, понимаете, пан? Я не хочу иметь со всем этим ничего общего! Этот Кудлатый всё может сделать, всё, — задыхаясь шептал он.

— Не очень-то хорошо, — пробормотал Гальский. — Если Кубусь выслеживал этого Кудлатого, а Дзярский не знает… И всё время думает, что это ЗЛОЙ…

— Я ничего не хочу знать, — прошептал Колянко, опустив голову. — Пусть милиция сама ищет этого Кудлатого. Без меня. Дзярский не простачок, уверяю вас, пан доктор. — Он внимательно взглянул на Гальского. Это он был вдохновителем той фатальной статьи. Он говорил о единстве, о том, что в этом деле следует действовать сообща, хотел привлечь и вас, поскольку вы понимаете в подобных вещах, видели ЗЛОГО. Зачем я написал эту статью? Зачем? — Колянко обхватил руками голову.

Гальский погладил его по плечу.