Злоключения на острове Невезения

Под ритуальные расспросы о детях, родственниках и знакомых она выставила угощение. Ещё через десять минут Марья Кузьминична поняла, что дети первыми к сути дела не перейдут и сказала:

– Выкладывайте, что случилось.

– Почему ты решила… – промямлил сын.

– Значит, у тебя всё в порядке. А у тебя? – у Татьяны слёзы на глазах выступили. Она всхлипнула, вынула пухлый пакет из сумки и выложила на стол перед свекровью. Марья Кузьминична потянулась за очками. – Ну, извини, я его этому не учила.

– Чему? – с вызовом спросил Вова.

– Бессердечию, – и стала внимательно просматривать бумаги. Аккуратно сложив в пакет, вздохнула. – Это серьёзно. На какое назначили?

– На понедельник.

– Мама Ваню не берёт? Ладно, не реви, конечно, я приеду и пробуду сколько надо.

– А…

– Нет, не сейчас. Приеду в воскресенье. Мне надо сделать некоторые неотложные дела, собраться, оставить распоряжения.

Несмотря на то, что выходила она из дома в половине шестого утра к первому автобусу, её провожали. В субботу с утра пришла из Ссёлок Аля, они вместе переделали необходимые дела дома и во дворе, собрали вещи. В пять прибежал Тимофей и стал грузить вещи на санки, старательно их привязывая. Когда женщины вышли из дома, рядом с санями бестолково топталась Паня, не то помогая Тимофею привязать сумки, не то мешая.

– Паня, на три недели я, максимум на месяц!

– А если…

– Да не будет никаких «если»! Вернусь я, как же я без вас! А вы без меня…

Тимофей потащил санки. Его с трудом уговорили не провожать их.

– Ладно, в гору хоть затащу…

Лихо пошёл, так что женщины за ним не успевали. Когда простились и впряглись в сани, Марья Кузьминична крякнула:

– Да, хороши бы мы были на этой горке!

– А я говорила, зачем столько картошки? (Кроме сумок с одеждой, которую Марья Кузьминична брала в поездку, они прихватили кое-что из содержимого подвала для Али).

– Ладно, Аля, дотащим! Я с тобой хочу поговорить опять о том же… не пора ли тебе возвращаться? Третий год под чужим именем живёшь!

– Зачем? Тётя Маша, мне здесь очень хорошо!

– Хорошо по сравнению с твоим прежним личным адом. Но с точки зрения молодой современной девушки с дипломом врача сидеть в деревне и выдавать таблетки от головной боли, промывать желудки при отравлении алкоголем, ставить клизмы старухам, делать уколы хроникам – это прозябание! Это не жизнь, это смирение перед жизнью! Я думала, ты передохнёшь в деревне, придёшь в себя и оживёшь! Надо возвратиться, чтобы твёрдо сказать своим мучителям, что прежнего рабства не будет, восстановить документы и начать жить. Подтвердить квалификацию, работать врачом, пусть не в Москве, а в городке типа нашего Пружинска. Копить на квартиру, дружить, влюбляться, ошибаться! А в деревню приезжать на недельку раз в год по дороге на море. Это место для доживания. Ещё лет десять – и Второго Рясова не будет, вымрет.

– Но Ссёлки-то останутся!

– Ох, Аленька… я тебе ведь говорила, по чьим документам ты живёшь. Да, хозяйка их похоронена, и на памятнике значится «Неизвестная». Я не потому её документы припрятала, что использовать их собиралась, а потому что хотела скрыть от её родителей её постыдный конец. Пусть не знают о том, что она без сомнений согласилась на многие убийства ради денег. Судя по поведению, ей кровь людскую не только в шприце видеть приходилось, закалённая была. А вдруг кто-то из прошлых подельников вздумает её искать? А вдруг разыщет по регистрации тебя кто-нибудь из родных и спросит, откуда у тебя документы их кровиночки?

– Ладно, тётя Маша, доживу до отпуска – решусь съездить к матери и забрать документы. Явлюсь в полицию, скажу, что в заброшенной деревне жила. Без подробностей. Надеюсь, что как за два с половиной года Тину никто искать не кинулся, так и до лета спокойно пересижу.

– Ну, а если кто появится, поможет обычное враньё: «Я – не я, фамилия не моя, а бывшего мужа. В колледже вместе учились? Да, была в параллельной группе Тина, может, и Кузнецова. Сроду не знала, что Тина – это Алевтина». Она блондиночка крашеная, мелкая, едва тебе до уха.

Так Марья Кузьминична на месяц выпала из жизни Второго Рясово.

Неделю днём светило солнце и стучала капель, а ночами подмораживало. А потом резко потеплело. В один из таких дней фельдшер Алевтина Ивановна терпеливо объясняла бабке Макаровой, что на двери объявление точное, что надо в четверг прийти на укол до девяти часов, а то потом она уедет в Павловские выселки. И что нет, позже она не может, потому что её обещал шофёр автолавки до мостика подбросить, а он ждать не будет. Тут в ФАП зашёл Зимин.

– Дядя Гоша! Сто лет не видела! Как вы здесь?

– Да вот, приехал из Новогорска, бабку свою в санаторий отвозил, а тут говорят, вода пошла. Звоню Тимофею, а он отвечает: не просто пошла, а аж рычат пороги. Придётся назад возвращаться и у сестры пережидать.

– Да, снега много, тает резко. Но зачем возвращаться? Может, ещё притормозит весна, и проскочите. Поживите у меня.

– Да неудобно как-то.

– Чего там «неудобно»! Вы мне заодно розетки и выключатели поправите, а то электрика не дозовёшься.