Злоключения озорника

Я, конечно, хохотал до упаду. Да и кто тут удержится? Но мама почему-то нашла это возмутительным, и мне опять попало. Тётушка Паулетта весь вечер почти ничего не говорила. Это её резинка так замучила. Поэтому у нас в семье больше никто не ссорился. Тётушка Паулетта молчала из-за резинки, я был занят своим животом, папа решил, что он наконец-то убедил тётушку Паулетту, а раз все молчали, то и мама была спокойна.

На следующее утро тётушка Паулетта сама завела со мной разговор про резинку:

— Знаешь, дорогой мой, вчера у меня не очень хорошо получилось. Но ты себе представить не можешь, какой благородный вид у человека с «Баббл-гам» во рту! Вот он кончил жевать, ему захотелось что-нибудь съесть или закурить. Он ловко вынимает резинку изо рта и изящно так где-нибудь её приклеивает.

Уж лучше бы она не затевала этого разговора! Скольких неприятностей не было бы! С меня и так уж хватает! Конечно, я потихоньку стал жевать эту проклятую резинку, потом ловко вынул её изо рта и изящно так приклеил у себя под столом. И правда, она не упала. Я приклеил ещё одну снизу к тарелке и ещё одну себе за ухо — она и за ухом держалась. Вот здорово! Я быстренько прожевал все сорок восемь лепёшек и все их налепил на сиденье стула. Получился целый лес, как из пластилина.

Вот тут-то оно и началось!

Мама как раз кончила готовить обед и кричит:

— Идите все к столу, а то у меня жаркое остынет. Альфонс, захвати стул.

А я хорошо знаю, что мама любит порядок за столом и чтобы у меня руки всегда были чистые. Вот я и побежал в ванную, вымыл руки, кое-как причесался, потом сбегал за стулом и отнёс его в столовую. Мама велела мне ещё сходить в кухню за супом и компотом. Тем временем тётушка Паулетта и папа уже сели за стол. Жаркое у мамы на этот раз и вправду удалось. Это было совсем не то, что резинка. Мясо жуёшь — оно вкусное, и его можно спокойненько глотать. А сытно-то как!

После обеда было решено пойти на прогулку. Все встали из-за стола, одна тётушка Паулетта осталась сидеть.

— Я думала, и ты с нами пойдёшь? — сказала мама.

Но тётушка Паулетта как-то странно посмотрела на неё.

— Я, видишь ли, я… я не могу…

Мы все переглянулись.

— Тебе дурно? — спросила мама. — Или у тебя всё ещё зубы болят?

Тётушка Паулетта только жалобно покачала головой.

— Я встать не могу! — наконец сказала она. — Прострел, наверно. У вас тут, на Востоке, и воздух другой. Вот я и нажила себе прострел.

Мы и сами видели, что тётушка никак встать не может, сколько ни старалась. Словно приклеенная, сидела она на стуле. Папа и мама удивлённо посмотрели друг на друга. А тётушка начала всхлипывать.

Тут только я вспомнил про сорок восемь жевательных резинок и сразу догадался, почему тётушка Паулетта встать не может.

— До свиданья! Я пошёл вперёд! — крикнул я и стрелой вылетел из дома.

Да, неудачные у меня получились каникулы! Мама не разговаривает со мной. Папа тоже. Они считают, что я нарочно всё это подстроил.

А папа опять поругался с тётушкой Паулеттой. Он сказал ей:

— Так тебе и надо с твоими американскими штучками! Вот и сами вы, как мухи на липучку, империалистам попадаетесь!

Потом они все втроём набросились на меня. Никогда в жизни не буду больше жевать эту дрянь!

Но хуже всего, что мой Попка нашёл одну такую резинку у меня под столом и утащил её к себе в клетку, а теперь клюв не может раскрыть!

Тьфу, какие паршивые у меня каникулы!

Как меня назначили кашеваром

Я, наверно, никогда больше не смогу есть макароны. Макароны с помидорами. Только вспомню о них, и сразу мне плохо делается, А вышло это вот как.

Наш пионерский отряд отправился в поход. Всё было очень здорово. Ночь с субботы на воскресенье мы провели в избушке дровосеков на сене. Оно очень хорошо пахло. А еду мы сами себе готовили. В первый день дежурили девчата. Они варили гороховый суп и сосиски. На второй день опять кашеварили девчонки. К обеду они приготовили лапшу с мясом.

На следующий день у нас была намечена экскурсия к развалинам старинного замка Фельзенцан.

Бруно сказал:

— Неохота мне туда переться. Далеко очень — целых пять километров.

— И мне неохота, — сказал я. — Мы с отцом уже сколько раз там были.

— Давай не пойдём! — шепнул мне Бруно.

— Не выйдет у нас ничего, — шепнул я в ответ. — Дисциплина!

Бруно с досады поморщился. А потом вдруг скорчил рожу и закричал:

— Погоди! Увидишь — получится!

Но больше он мне ничего не сказал.

Утром в день экскурсии Гарри, наш пионервожатый, опять хотел назначить кашеварами девчат, но они запротестовали. Всем им хотелось побывать в старинном замке. Бруно поднял руку.

— У меня предложение, — сказал он. — Циттербаке и я умеем хорошо готовить. Если хотите, мы сегодня будем за кашеваров.

Все очень удивились. А Гарри даже не поверил нам. Но Бруно такого наплёл, что он в конце концов сдался. И вот все ушли, а мы двое остались. Бруно даже не спросил, что надо варить к обеду.

Как только наши скрылись в лесу, он мне говорит:

— А ты-то умеешь готовить, Циттербаке?

— Ещё как! — отвечаю я. — Я здорово умею разогревать жареную картошку.