Злоключения озорника

Я громко подпевал, а затем стал отдавать команды:

— До старта осталось… тридцать секунд… Стаа…арт! Давай газ! Включай вторую скорость!

Карусель разошлась вовсю. Я как-то боком висел в воздухе. Дома́ и деревья соседнего парка со свистом проносились мимо. Стоило посмотреть на них — и сразу чудилось, что они машут мне ветвями. А шарманка всё продолжала играть.

Вскоре я уже не различал ни домов, ни деревьев. Всё превратилось в какую-то серо-зелёную неразбериху. Я закрыл глаза и тихо скомандовал:

— Если вам нетрудно, пожалуйста, выключите вторую скорость. Мне кажется, что я уже невесомый.

Только желудок у меня почему-то ужасно потяжелел.

Так я совершил не меньше сорока «витков». Шарманка играла уже какую-то другую песенку, но я уже ничего не понимал. Мне стало совсем плохо. Но космонавт должен переносить всё — даже тошноту! Поэтому я ничего не сказал, а только покрепче зажмурил глаза да прижал руки к животу.

Уж скорей бы кончалась эта… невесомость!

Но вот карусель стала замедлять ход и наконец остановилась. Однако вылезти я уже не мог.

Подошёл карусельный дядька.

— Ты что это побелел как смерть? — испуганно спросил он.

А я и словечка вымолвить не могу. Должно быть, у меня и язык стал невесомым. Дядька вынул меня из сиденья. Чуть не падая, я спустился по деревянной лесенке, с трудом пересек площадь, добрался до кустарника и упал в траву.

Я лежал с широко открытыми глазами, а деревья кружились вокруг меня, и мне казалось, что там, где у них макушки, играет шарманка. «А может, так оно и бывает при невесомости?» — подумал я. Встать на ноги я даже не попробовал. Всё равно сразу бы упал.

По дорожке шла маленькая девочка. Увидев меня, она сразу заверещала:

— Здесь пьяный! Здесь пьяный лежит!

На крик прибежал её дедушка. Поглядел на меня и говорит:

— Вставай, мальчик, а то простудишься!

Я попытался сесть, но тут же свалился на другой бок. Девочкин дедушка наклонился ко мне и понюхал. Видимо, решил, что я правда пьяный. А я за весь день только и съел, что один бутерброд.

— Может быть, ты болен, мальчик?

Я хотел было покачать головой, но тут деревья ещё пуще завертелись. Подошла ещё какая-то тётенька. Она сказала:

— Может быть, у него нарушилось кровообращение?

Я хотел ей всё объяснить, но мой язык совсем меня не слушался, и я бормотал невесть что:

— Люблю… бродить… три марки… сто… витков…

Девочкин дедушка покачал головой и помог мне встать. Всё опять пошло кругом: сначала справа налево, потом слева направо. Казалось, мы с дедушкой кружимся всё быстрее и быстрее…

— Где ты живёшь? — спросил он меня.

Кое-как я ему объяснил где.

Тогда дедушка сказал:

— Пойдём, внучка, отведём мальчика домой. Возьми его под руку с другой стороны.

Сперва они меня дотащили до трамвайной остановки, а потом и до самого дома. Когда мама увидела чужого дедушку с внучкой и меня вместе с ними, она так и застыла в дверях. В коридоре я сначала держался за одну стенку, потом за другую и наконец-то добрался до кровати.

Чужой дедушка рассказал маме всё, как было.

Мама страшно забеспокоилась, стала бегать по комнате и приговаривать:

— Никогда с ним ничего подобного не случалось! Скажите, пожалуйста, где вы его нашли?

— На площади у карусели, — сказала маленькая девочка. — Я сижу играю в песочке, а большой мальчик всё катается, всё катается…

— Покажи, где три марки, что я тебе дала! — строго приказала мне мама.

Но я не мог даже двинуть рукой, чтобы в карман слазить, и только покачал головой.

— Значит, ты все деньги истратил на карусель? — сказала мама грустно. — Так я и знала!

А я сидел и только качал головой. Мне казалось, что вместе с моей головой качаются и печка, и шкаф, и стол…

— Хорошо же ты держишь своё слово! — сказала мама и вышла из комнаты.

У меня потом ещё три дня голова кружилась. А стоило вспомнить о карусели, как начинало мутить. С мамой мы очень долго были в ссоре. Она считает, что я её обманул, и почти совсем не говорит со мной. Но ведь она же не знает, для какого важного дела я тренировался! Зато я теперь хорошо знаю, что такое невесомость и как трудно её переносить. Но трудно или не трудно, а надо! Наш классный руководитель всегда говорит: «Ради большого дела надо уметь приносить жертвы». Я считаю, что уже принёс много жертв. Теперь товарищ Хрущёв обязательно разрешит мне слетать в космос. Я уже здорово натренировался. Только вот как мне добраться до Москвы, чтобы всё ему рассказать?

Мой старт