– Да я хотел бы, правда. Но не могу пока на работу устроиться – у меня пенсия тогда социальная пропадет. Честное слово, как только появится возможность, я для Лили сразу все…
Денис моментально потерял к Теряеву интерес, Вася же погрузился в глубинные думы по поводу своей неразделенной любви и выходить из них не собирался. По крайней мере, пока мы шли к нужному кабинету, он больше не произнес ни слова.
Следующие несколько часов мы дурачились, наряжая маленькую искусственную елку на подоконнике и придавая аудитории праздничный вид. Наша группа была довольно дружной, и мы всегда хорошо общались. Разве только Денис выбивался, но сегодня и он с удовольствием шел на контакт. Кажется, даже узнал наконец наши имена.
– Нет, Денисова, у тебя точно не в порядке с головой, – Игнатьева дернула меня за руку, когда я в очередной раз зависла, наблюдая за смеющимся Князевым. – Очнись уже и повесь эту мишуру куда-нибудь. Ты с ней десять минут из угла в угол ходишь.
Девушка недовольно покачала головой и отошла, а вместо нее подошла Лиля.
– Дырку в нем прожжешь, – прошептала она, улыбаясь и забирая из моих рук блестящее новогоднее украшение темно-синего цвета.
Девушка тут же водрузила мишуру на бюст какого-то известного деятеля науки, обернув на манер шарфа, и снова повернулась к покрасневшей мне.
– Заметила, да? – так же шепотом поинтересовалась я, прижимая к щекам руки.
– Трудно не заметить, – вместо Синицкой отозвалась снова появившаяся рядом Ника. – Весь пол уже слюной закапала. И, главное, было бы из-за кого…
Игнатьева, в отличии от подруги, голос понизить не удосужилась, поэтому я тут же бросилась к подруге, зажимая ее рот рукой.
– Ника, – прошипела ей на ухо, – еще слово, и я обижусь.
– Пуфти, шумафедшая, – вцепилась мне в руку ногтями девушка. Я вскрикнула и разжала захват.
– Это мы сейчас на тебя обидимся, – все-таки понизила голос Игнатьева, – подруга называется, а шифруется как разведчица. А то мы тебя не знаем.
Я понуро опустила голову.
– Простите, я собиралась рассказать.
– Собиралась она, – передразнила меня Игнатьева, – вечно ты собираешься. А потом раз, и уже приглашение на свадьбу. Или вообще на крестины детей. А ты все собираешься.
Я поперхнулась и подняла на Игнатьеву большие глаза.
– Да ну тебя, Ника! Какие крестины? – Моему возмущению не было предела, а Ника только покачала головой и проворчала:
– Втрескалась в своего Князева и ходит вздыхает. Татьяна Ларина, блин, двадцать первого века. Надеюсь, письма хоть писать не будешь? Учти, у нее это ничем хорошим не кончилось.
Лиля рассмеялась:
– Вообще-то, Онегин все-таки в нее влюбился.
– Ой, какой вздор, – на театральный манер махнула рукой Игнатьева, – не в нее он влюбился. А в ее новый образ крутой и уверенно в себе леди. А когда она там томно вздыхала, ходила и слюни подолом подтирала, ему на нее было плевать.
– Зато она была искренней.
– И глупой! – категорично заявила Ника. – Так что, Денисова – учись у классиков. Сразу прокачивайся до уровня продвинутой леди, чтобы всякие там Князевы в тебя сразу влюблялись, а не кусали локти спустя года.
Мы рассмеялись, а Вероника под наш громкий смех изобразила реверанс и, схватив со стола тот самый бюст, начала вальсировать с ним.
Закончили мы еще часа через полтора. Университет уже опустел, гардеробщицы не работали. Парни, игнорируя открытые двери со стороны служебного входа, просто перемахнули через стойку и принялись раздавать куртки, изображая недовольный тон.
– На тебе, Денисова, – Костя Черных забрал мой номерок и теперь протягивал пуховик. – Ни стыда, ни совести. Что куртка такая бесстыдная? Профурсетка.
Театрально гнусавый голос одногруппника и вид моего пуховика, достигающего мне почти щиколоток, вызвал громкий смех окружающих.
Ребята один за другим покидали холл, и только мы с девчонками задержались. Ждали Веронику, которой вдруг срочно захотелось подправить макияж. Ника провозилась с ним минут десять, за которые мы с Лилей уже успели вынести ей мозг.
– Никакого терпения к подруге, – бурчала она, облачаясь наконец в полушубок. – Я красоту, между прочим, наводила. Понятно вам? Кра-со-ту!
– Да кто тебя увидит-то в темноте? – Закатила глаза я.
– Не увидит, а почувствует! – со знанием дела заявила Игнатьева. – Красота – она внутри!
– Так, если она внутри, чего ты торчала перед этим зеркалом? – Захихикали мы с Лилей.
– Ой, ничего вы не понимаете, – отмахнулась Игнатьева, – если ты хорошо накрашена, и сама уверена, что ты сейчас отлично выглядишь, то и все вокруг это чувствуют. Тут и видеть никого не надо.
Смысл в словах Вероники определенно был, но мы не стали над ним задумываться. Попрощались с полусонным охранником и вышли наконец на улицу.
Три фонаря освещали пустую площадку перед университетом. Все уже разошлись, но чудесное настроение и атмосфера предстоящего праздника все еще витала вокруг нас. Мы взяли друг друга под руки и, весело переговариваясь, двинулись в сторону университетских ворот. Тем более прямо за ними стояла большая иномарка, рядом с которой нас ждали Марк и Денис.