Злополучная лошадь

Генч вышел от редактора озабоченным и тут заметил за столом Льва Григорьевича Бродаты. Тот сидел и исправлял что-го-в своем рисунке. А рисунки этого замечательного мастера и впрямь выглядели странно. Что-то заклеено. Что-то закрыто белилами. Что-то стерто резинкой, и бумага на этом месте разлохматилась.

— Что это вы так небрежно рисуете? — спросил Генч.

— А вам что за дело? — поинтересовался Бродаты.

— Вы очень снизили уровень своих работ, — сказал Генч, — и я как главный художник должен от вас потребовать…

— Главный художник?! Ха-ха! Идите все сюда. Генч говорит, что он главный художник! Ха-ха-ха!

Задетый за живое недоверием и насмешками, Леон Георгиевич потащил Бродаты к доске приказов:

— Читайте!

— «За неуважительное отношение к художнику Л. Г. Бродаты Генча Л. Г. от работы главным художником отстранить. Главным художником вновь назначить Ротова К. П.», — прочел Бродаты.

Потрясенный Генч тоже прочел и, не говоря ни слова, поплелся домой…»

«Остроумно разыгрывать друг друга, — пишут в книге «Втроем» Кукрыниксы, — удавалось немногим крокодильцам. Костя это мог.

Однажды, отдыхая в Сочи, он виртуозно слепил из хлебного мякиша скорпиона и положил его на простыню соседу по комнате — художнику Б. Клинчу. В другой раз пришел вечером, накрасив губной помадой на своем лице якобы следы поцелуев. При этом прекрасно изображал, будто не ведает об этих «уликах», и живший с ним вместе художник Ю. Ганф смущался, долго не решаясь сказать Косте, чтобы он их смыл».

Не потеряв чувства юмора, любознательности и прочих прекрасных качеств, Константин Павлович в злоключениях своих потерял здоровье. Врачи разрешили ему работать не больше четырех часов в день. Константин Павлович запрет этот нарушал. Он был нужен! Звонили из издательства — заказывали книжку. Пришло письмо из Казахстана, из областной комсомольской газеты, — просили карикатуру. «Комсомольская правда» напечатала большую подборку юмористических рисунков на зимние темы. Читатели определяли лучшего художника-юмориста, и Ротов получил первую премию. А «Крокодил» и «Веселые картинки»?

— «Крокодил» — мой долг. «Веселые картинки» — моя любовь, — говорил Константин Павлович и одинаково добросовестно, высокопрофессионально рисовал и для областной газеты, и для всесоюзного журнала.

В «Веселых картинках» Константин Павлович был, конечно, номером первым, хотя рядом с ним работали такие замечательные художники, как И. Семенов, А. Каневский и М. Черепных… Почти в каждом номере печатались на развороте ротовские рисунки. Михаил Михайлович Черемных пошутил как-то: «Отныне Костя Ротов должен называться — Костя Разворотов!»

В одном из номеров 1957 года был напечатан великолепный рисунок Константина Павловича, иллюстрирующий стихотворение С. Маршака:

По склону вверх

Король повел

Полки своих стрелков…

и т. д.

— А из чего стрелки стреляют? — спросила меня малолетняя дочь, подписчица и поклонница «Веселых картинок».

Я посмотрел на рисунок и увидел, что «стрелки» вооружены алебардами и мечами и никакого стрелкового оружия у них нет.

Я рассказал об этом разоблачении Константину Павловичу. Он сначала схватился за голову: «Как же это я?!» А потом долго хохотал, держась за сердце.

Незадолго до смерти Константин Павлович слег. Парализовало правую руку. И он попросил планшет, бумагу, карандаш и настойчиво стал учиться рисовать левой рукой. Не рисовать он не мог.

8 января 1959 года, прикованный болезнью к постели, Борис Иванович Пророков записал в своем дневнике:

«В данный момент в Московском Союзе художников товарищи прощаются с К. П. Ротовым. Вчера вечером из «Вечерней Москвы» я узнал о смерти этого замечательного и неповторимого художника».

В «Крокодиле» была создана комиссия по похоронам. Втроем мы отправились в Моссовет. Нас радушно принял заместитель председателя исполкома, ведавший коммунальными делами, а значит, и кладбищами. Он усадил нас на мягкие, с художественной резьбой стулья и приготовился слушать.

— Умер художник Ротов. Один из корифеев «Крокодила». Мы хотели бы похоронить его на Ваганьковском кладбище…

— А кто он, этот Ротов? — поинтересовался зампред.

— Замечательный, всемирно известный художник, — объяснил Егор Горохов.

— А звания у него какие?

— Званий у него нет…

— Ну и что ж вы хотите? Вот умрет, к примеру, академик — пожалуйста, хоть на Новодевичье. — И зампред, расплывшись в доброй улыбке, широко развел руки, как это делают, говоря «Добро пожаловать!» или показывая, какие осетры водились когда-то в Волге.

* * *

Похоронили Константина Павловича на Введенском кладбище. Когда могила была засыпана и все, постояв немного, двинулись к выходу, высокий мужчина с пышной седой шевелюрой остался…

— Идите, — сказал он. — Я отпою Константина Павловича.

Это был отец Виктор. Тот самый ссыльный священник, который отпевал в Северо-Енисейске моего отца. И в могиле отца есть горсть земли, брошенная Константином Павловичем Ротовым.

* * *