Злосчастие Добродетели

Вот и вышла очень странное раздвоение жизни: на добро и зло. На тех, кто сидел, и тех, кто сажал. Одна народная часть прилепилась к ценностям, связанным с самим человеком (повышенным, если допустить, что движение от хлеба к духу есть движение возвышающее). А бездарная, холуйская часть заняла место начальников (потому что даровитая в начальство до сих пор не спешит, хотя дорога всегда была открыта). Добро и зло как бы стали разделены грубо и зримо. Бес превратился в самоочевидность, а сделка с дьяволом в настойчивую прозу, так же как и поиск Бога и Спасения, надежды, Веры!

Вот здесь-то те, кого мы называем «интеллигенцией», попав меж этими полюсами в поле высочайшего напряжения, превратились в Жюстину-Софи, героиню де Сада: если служить власти – совершить святотатство, Иудин грех, в себе самом самое святое предать; если же твёрдо стоять на Своём, то, как той же Жюстине, нужно было пересчитать весь алфавит жизненных бед. Вот и получилось для честного творческого человека – невероятное постоянное нравственное испытание, заставлявшее его всякий день решать такие проблемы, с которыми, схожий человек из Западной Жизни, быть может сталкивается раз-два за всю свою жизнь. Увы, добродетельные, честные люди, в особенности наделённые умом и способностями – не в романе, – а в жизни превратились в Жюстин, которых в этой удивительной советской жизни насиловали раз за разом и которым лишь оставалось, подобно героине де Сада вопрошать: за что? И почему их естественная добродетель и нравственность так горько наказываются? И почему все плоды существования достаются мерзавцам и злодеям, каковыми приличные люди не желали становиться.

Наша жизнь всегда богаче, разнообразнее искусства. Вот и тут, русская жизнь «написала по-живому все нерассмотренные маркизом де Салом варианты сюжетов. Дело в том, что Жюстина-Софи, интеллигенция, уступив насилию жизни, потеряла свою душу, буквально продалась за жалкие серебряники чёрту. А лишившись души – превратилась в нежить, однако не лишённую Своего идеала и понимания себе подобных.

Позволю привести отрывок из письма на Запад, написанного совсем ещё недавно, как только зачалась эпоха гласности.

… «Россия – страна печальных бесов, не лишённых юмора… (автор естественно пишет про интеллигенцию, не народную массу)…взаимное бесовство всё больше прозревается и становится социально утверждённым фактом… вижу вокруг себя воронов и вурдалаков в их прямо-таки хамски обнажённой ипостаси».

В романе де Сада героиня не поддалась! Она выстояла. Те, кто не поддался, за редким исключением в жизни – давно погибли. Лучшие из нас не выжили – пишет Виктор Франкль про немецкие лагеря в своей книге «В поисках смысла жизни». Те же, кто поддался – превратились в нежить, в бесов и чертей, ловко меняющих изгиб талии при обходе углов жизни. Этого маркиз де Сад не знал – ибо сам не поддался. Ведь он-то и был той самой Жюстиной-Софи. Если б поддался – не смог бы написать.

В русской жизни советская интеллигенция (в массе) поддалась, соблазнилась и из добродетельной Жюстины стала её сестрой жизненной процветающей Джульеттой, а то и прямо злодейкой мадам Дюбуа, понимающей своё падение, свою ущербность и от этого печальной, а порой и злой.

Увы! Ничто не ново под Луной. И то, что есть – уже было. Знакомые черты нежити с пониманием – это же «русский романтик» по Достоевскому, «Записки из Подполья». Тот самый русский романтик, который и философии высокой не чужд, и книги передовые читает, даже из запрещённых на полочке собирает… однако соседу горло за служебную льготу перекусит, и если потребует служба жизни – в Сибирь отправит вольнодумца, которого и любит, и уважает: со слезой, с тягостью в душе отправит, а после напьётся и будет каяться, будет кричать; как в «Бобке» у Достоевского: «Давайте разоблачимся! Разоблачимся!» Да разве вся наша сегодняшняя Гласность – не вселенский Бобок?

Но это те, что уже превратились в Джульетт, которые сегодня так бойко каются. А каково ещё сохранившим невинность? Тем, кто ею дорожит подобно героине де Сада, как им поступать? И как с ними поступит теперешняя жизнь? Невероятно поляризированная, жизнь, которая загнала в крайности излишнее количество свободного из образованных народу: большую часть в бесовскую крайность; меньшую – в прометеевскую, светоносную.