Злость

Ее же собственная увлеченность исследовательской работой начинает граничить с одержимостью. Будучи вдали от искажения, она боится, что упустит какое-нибудь критическое изменение. Сначала она проверяет аномалию трижды в день, затем это количество увеличивается до четырех, затем – до пяти, и все сопровождается постоянным волнением между проверками. Если снаружи раздается хоть сколько-нибудь странный звук, неожиданно меняется погода или у нее случается легкое несварение желудка, она сразу же мчится на улицу. Вскоре эти посещения превращаются в ритуал. Начинает она с поверхностного изучения объекта, затем проводит более детальное исследование с применением точных, кропотливых замеров. Третья проверка – как самого ме́ста, так и заметок – совершается ради минимизации шанса на ошибку, так же как и четвертая, чтобы быть полностью уверенной.

Если на каком-то этапе процесса она теряет концентрацию, то принуждает себя начать все сначала.

Со временем аномалия начинает шевелиться, едва заметно увеличивается, иногда сужаясь, иногда расширяясь, как некий иномирный прилив, наступающий на ее берега, на ее мысли.

На десятый год дети становятся прилежными учениками, они сосредоточены на деле и очень стараются не расстраивать свою опекуншу. Несмотря на все усилия, им не удается вызвать у Массасси улыбку, ибо они ее только разочаровывают.

Как бы они ни пытались, они не могут понять даже половины того, о чем она говорит, и поэтому они ей не помощники.

Сон стал для Массасси редким гостем: он накатывает днем, в самое неподходящее время, и покидает ее, когда она могла бы отдохнуть. Она выносит наружу стул и проводит все больше времени, сидя на нем.

Из-за утомления ее память путается, она постоянно отвлекается. Часто во время проверки она сбивается на полпути, начиная снова и снова, пока по щекам не потекут слезы отчаяния.

Из дремы ее вытаскивает рука, осторожно дергающая ее за куртку. Она поднимает глаза, узнает одну из своих подопечных, Мир-Одиннадцатую, – у девочки возбужденный вид.

– Я видель.

– Что ты видела?

Мир-Одиннадцатая не выдерживает: подпрыгивает и бьет ладошками по бедрам.

– Дым!

Массасси приподнимается, хмурясь.

– Где?

– В шпециальном меште.

Она выбегает из дома и видит там остальных детей, скопившихся вокруг взрытой земли, вокруг аномалии. Проталкиваясь через них, она видит то, о чем говорила девочка: в мир пробивается тоненькая струйка, настолько бледная, что почти совсем прозрачная. Солнечный луч сжигает ее, ослабляя потенциал, но она все равно проклевывается, усиленно пытаясь полностью проявиться в мире. Смотреть на нее неуютно, это парадоксальный вторженец, чужеродный и знакомый одновременно, отталкивающий, но завораживающий.

Тут она замечает собравшихся и тянется к ближайшему, Покою-Третьему. Мальчик охает, когда дымка подбирается к нему; он не осознает, что, открывая рот, да вообще что угодно, – совершает смертельную ошибку.

Массасси знает. Она считывает дым так же, как все остальное. Она делает шаг вперед, и ее пальцы вытягиваются, а радужка на ладони открывается.

Покой-Третий хихикает – дымка касается его верхней губы. Чувства сменяются одно за другим: жар, холод, сладость, боль, и мальчик резко вдыхает, втягивая дымку в один прием.

Внутри Покоя-Третьего начинается бешеное смешение сущностей: медленно льющаяся человеческая сущность выцветает и трещит, чужеродная дымка бурлит вокруг нее, выгорая.

Массасси зажимает Покою-Третьему рот рукой, позволяя своей сущности войти в него. Она по очереди оборачивает корежащиеся сущности лентами сияющего серебра, оплетает сетью весь этот кошмар. Идеально запечатав каждый сантиметр, она сжимает эти ленты, сминая, сжигая, уничтожая без остатка чуждого вселенца.

Тело Покоя-Третьего падает на пол, как и многие до него.

Когда дети отправляются домой, Массасси поворачивается к тому, что раньше было аномалией, а теперь превратилось в Разлом, в маленький разрыв на ткани реальности. Она сжимает ее в руке, запечатывая огнем и волей. Брешь сопротивляется, подкрепляемая силами на той стороне. Она похожа на пасть, жаждущую открыться, алкающую большего после первой пробы. Массасси надевает на нее намордник, сжигая ее на месте.

Обливаясь по́том и лишенная сил, она отходит, чтобы оценить свою работу.

Это грубая заплата на скорую руку. Временное решение.

Но впервые за долгое время она чувствует что-то вроде покоя. Ожидание закончено, и теперь проблема открывается в новом свете. Пора возвращаться к корням. Она оставляет попытки быть наставницей или матерью и сосредотачивается на том, что умеет: вновь становится инженером.

Поворачивается к детям – те в ужасе смотрят на нее.

– Вы это видели?

Им не нужно ничего говорить, она видит страх на их истинных лицах.

– Хорошо. Тогда вы станете моими глазами и будете искать остальных, пока я работаю.

Мир-Одиннадцатая поднимает дрожащую руку.

– Что насчет него?

Девочка указывает на тело Покоя-Третьего. Массасси прерывисто вздыхает. Она уже стерла его смерть из памяти. Внезапное напоминание тянет за собой остальные, выстраивая коллаж застывших лиц, затмевающий настоящее.