Злость

Первый смотрит, как начинают закрываться ворота, и готовится бежать. Он аккуратно оценивает расстояние, так, чтобы протиснуться ровно за мгновение до того, как они сомкнутся. Даже если его станут преследовать, он сумеет прикончить хранительницу и ее умирающую защитницу задолго до того, как подоспеет помощь.

Он выходит из толпы и движется с нечеловеческой скоростью – со стороны кажется, что его ноги сливаются воедино.

Щелкнув, затягивается его шарф: с одной стороны он удерживается его шеей, с другой – оборачивается вокруг зеленой руки Макси.

Двигаться вперед не получается – тело тянут назад, ноги бегут вперед.

Но Первому плевать на боль. Он зависает над землей под невообразимым углом, затем разворачивается, перехватывает шарф и тянет Макси на себя.

Узурпетка не привыкла к такому обращению, особенно от тех, кто в два раза меньше ростом. Но удивление быстро вытесняется болью: Первый хватает ее за руки и оттягивает ей пальцы куда сильнее, чем предусмотрено природой.

Вновь освободившись, Первый опять поворачивается к воротам и мчится к проходу, стараясь как можно быстрее преодолеть оставшееся расстояние.

Слишком поздно. Он чувствует сгустившуюся атмосферу, видит, как в руках толпы появляется оружие. Посеребренные пистолеты и гранатометы с крыльями.

В обычной ситуации он бы засек ловушку, поскольку привык считывать смертных, как будто они – дорожные знаки, но его отвлекла Злость.

Он пытается позвать, докричаться до душ на расстоянии, предупредить себя, что Злость уходит, но поют пули, пронзая его оболочку и разрывая мысли.

Гремят выстрелы – куда больше, чем необходимо.

Первый падает.

И вновь люди трижды стреляют – просто на всякий случай.

Веспер и Диада покидают Вердигрис и оставляют позади горы, унося настолько забитые сумки, что они вот-вот порвутся. Перед ними простираются Убитые Земли, открытое бесплодное пространство, если не считать разбросанных тут и там живучих побегов, пучками выбивающихся из сухой земли. Козленок скачет между ростками, обгрызая их и обезглавливая.

Яркие подношения, врученные Веспер в благодарность, контрастируют с выцветшим плащом. Ее правое предплечье овивают восемь браслетов ручной работы. На ее ногах – новые носки. В ладонях все еще покалывает после благодарных рукопожатий, а в ушах звучат отголоски добрых слов.

По пустыне проносится дикий ветер, засоряя обзор пылевыми каскадами. Диада надевает забрало, Веспер закрывает лицо шарфом. Козленок кашляет. Скоро порыв затихает, но дождя не следует, и песку приходится оседать самостоятельно. Они идут дальше, привыкая к ритму перехода.

– Диада, – произносит Веспер, нарушая тишину, – что ты думаешь о Жестокой Судьбе?

– В каком смысле?

– О том, что она сделала.

– Она много чего сделала.

Они идут дальше, а козленок, увидев сочный стебель, останавливается, ритмично мотает головой и сглатывает слюнки.

– Ну, ты ведь помнишь, как она заставила всех работать сообща, несмотря на то, что некоторые хотели поубивать друг друга?

– Да.

– И как она всех натравила на Первого?

– Да.

– Я об этом.

Не в силах больше терпеть, козленок впивается зубами в стебель. Приспособленные к подобным задачам зубы на этот раз не могут отгрызть побег. Козленок тянет его на себя, но стебель остается сидеть в земле. Из трещин начинают пробиваться новые усики, прощупывая почву. Один оборачивается козленку вокруг уха, другой овивает его переднюю ногу.

– Мне кажется, она хороший вождь.

– Но она лгала! Сказала, что Семеро желают, чтобы люди и полукровки работали сообща, и что истинные враги – это инфернали. Но Семеро этого не говорили! Меч не любит полукровок и ворчит, если рядом оказывается узурпет.

За забралом видны сдвинутые брови Диады.

– Почему ты ничего не сказала?

– Я хотела. Но все произошло так быстро. И, если честно, она меня пугала. Но даже если бы я и сказала, ничего бы хорошего из этого не вышло.

– Лгать в присутствии Семи – преступление.

– Я подумала о том же! Но что, если ложь была единственным выходом?

– Я не знаю, я всего лишь солдат. Но когда люди выказывают неуважение к Семи, то для них это ничем хорошим не заканчивается.

Их отвлекает сдавленное блеяние.

Козленок героически сопротивляется, роя копытами борозды в земле и изо всех сил напрягая мышцы. Побег тянет его назад в попытках протиснуть жертву через трещину в три раза меньше его размерами.

Веспер с мольбой смотрит на Диаду.

– Ладно! – бормочет та, подбегая к растению и перерубая путы козленка.

Сопротивление прекращается, козленок пятится назад и падает на спину. В его зубах – толстый, еще живой кусок побега, издающий обеспокоенный писк, когда козленок приступает к его поеданию.

На привале они пытаются сообразить и себе чего-нибудь поесть.

– Думаю, – продолжает Веспер, как будто разговор никогда не заканчивался, – Семерым плевать на то, что мы говорим или делаем.

– Следи за словами.

– Если бы им было не все равно, тогда меч бы как-нибудь отреагировал, если бы я солгала, верно? И почему остальные Шестеро не пошли с нами на юг?

– Не нам задавать вопросы.