Злоумышленники

С первого же взгляда она стала меня раздражать. Это было не совсем справедливо, но я уже заранее настроился подозрительно. Но теперь я был недоволен вовсе не ее умением одеваться или выбирать условные знаки. Самые опасные недостатки в нашем деле - это идеализм и невинность. Насколько я мог судить, у нее имелось и то, и другое.

Она беседовала с загорелой, крепкой блондинкой, на которой было надето нечто оранжевое и без рукавов - самый настоящий мешок с прорезями для рук и головы, украшенный народным орнаментом, - такие продают во всех местных сувенирных магазинчиках. Когда поток пассажиров с нашего рейса пронес меня мимо нее, моя девица сняла очки и стала протирать стекла клинексом.

В соответствии с инструкциями я вытер лоб платком. Получилось вполне убедительно - и удивляться тут не приходилось. Я был одет с учетом высокогорных Сан-та-Фе и Мехико-Сити, где сухо и прохладно. Здесь же, у моря, было жарко и влажно - ълажность подходила к стопроцентной отметке.

Я заметил, что вблизи Присцилла Деккер выглядит не такой юной, как издалека. Ей было лет двадцать пять, и у нее был слегка увядший вид профессиональной девственницы, каковой эти плоды приобретают, если их вовремя не сорвать с ветки. Не знаю даже, хорошо это или плохо лично для меня, но так или иначе мне не нужно было делать скидку на ее юность. Если она не сумела как следует распорядиться своими годами, моей вины в этом нет.

Первый контакт состоялся, и на этом наши обязанности на сегодня закончились. Я не посмотрел, куда она пошла. Я не должен был обращать на нее внимания. Я дождался чемодана, - на мой взгляд, летать самолетами станет удобно, лишь когда изобретут нечто вроде турбовинтовых чемоданов, которые могли бы самостоятельно передвигаться по воздуху, - и был доставлен в отель "Плайа" разбойником-таксистом. Он содрал с меня двадцать песо, то есть доллар шестьдесят, и был даже разочарован, когда я принял его условия без звука. На сей раз бронь имелась, хотя без этого как раз можно было вполне обойтись. Летний сезон кончился, зимний еще не начался, и потому свободных номеров было хоть отбавляй.

По-испански "плайа" означает "берег", и отель стоял у самого океана. Это мне понравилось, и, удостоверившись, что кондиционер в моем номере работал на полную мощность, я переоделся в плавки и отправился на пляж. Было небольшое волнение, - я бы даже сказал, весьма приличное для погожего солнечного дня, - но я успел познакомиться за годы службы с прибоем и плаванием в шторм, а потому, немного понаблюдав за гребешками волн, рассчитал все как надо и нырнул под одну из них. Я вовсю работал руками и лихо увернулся от белого гребня, готового захватить меня и увлечь, как щепку.

Еще несколько ныряльщиков мерились силами с волнами, и среди них одна женщина в белом атласном купальнике (не бикини, а в сплошном). Почему-то она сразу бросилась мне в глаза - то ли потому, что так уж они у меня устроены, то ли потому, что лишь она отваживалась заплывать так далеко. Плавала она неплохо, с каким-то европейским акцентом, каковой я никак не мог точно определить. Похоже, ее воспитали на брассе, а кроль уже вошел в моду позже.

Она была худощавой, почти что худой, и ее крепкое зрелое тело, затянутое в мокрый атлас, возбуждало куда сильнее, чем все эти мягкие пухлые нимфетки, коими усыпаны пляжи, - даже несмотря на то, что их наготу в основном прикрывает загар. Что-то в ее облике вызвало мою любознательность - назовем это так! - и потому, увидев, что она повернула к берегу, я подождал мину ту-другую, а потом, подкараулив волну, позволил ей бросить меня вдогонку за ныряльщицей.

Волна средних размеров может изрядно пощекотать нервы. Порой кажется, что тебя трясет из стороны в сторону сердитый пес, но я ловко вырвался из ее объятий, прежде чем она смогла закопать меня с головой в песок, и встал. Я успел обогнать женщину и теперь повернулся ей навстречу, вытряхивая из ушей воду. Она же приближалась ко мне с легкой улыбкой.

- Я все думала, когда же ты меня узнаешь, Мэттью, - сказала она.

Некоторое время я колебался. В моей голове мелькнуло имя одной особы, которая удивительно удачно умела менять внешность в соответствии со служебной необходимостью. Но она всегда отличалась развитыми формами. В официальных отчетах ее именовали "сексапильной", "чувственной", но никогда "худощавой". И все же это была она, Вадя. Сомнений у меня больше не было. Пару раз я переспал с ней и однажды в нее стрелял. Я не мог ошибиться.

- Как тебе не стыдно, Вадя, - сказал я. - Нехорошо обманывать старых друзей. Давно ли ты села на диету?