Зловещее Проклятие

Я потягивала чай и наблюдала, как крошечная морщинка прорезается между ее бровями.

— Вы, должно быть, ужасно по нему скучаете.

— В Лондоне не так сильно. Здесь он присутствует всегда, потому что это был его дом, но в Лондоне мы постоянно меняли жилье, в зависимости, куда нас нес ветер странствий.

Ее голос был легок, но в манере сквозило напряжение, и я спросила себя, насколько счастлив был ее брак. Она продолжала:

— Мой муж был оптимистом, почти по-детски убежденным, что вот-вот случится счастливое событие. У него была великая сила заставить других поверить в это, по крайней мере, он заставил поверить меня, — добавила она с нежной улыбкой.

Она повернулась и поманила к себе кошку. Геката легко вскочила ей на колени и уставилась на меня глазами, похожими на лампы. Руки Хелен, красивые и изящные, гладили мурлычущее животное.

— Народ в здешних краях верит в потусторонний мир, — тихо сказала Хелен. — Они верят в пикси и фей, словом, во все, что мы перерастаем, взрослея. Как будто они никогда не оставляют детство позади.

— Они здесь удалены от всего мира, — откликнулась я. — Живут на краю света, так им должно казаться.

— Действительно. Иногда меня беспокоит мысль, что Каспиан, возможно, отчасти унаследовал это не-от-мира-сего качество. У Ромилли есть некая болезненность, отказ встретиться с миром, таким, какой он есть. Это страшно. — Ее руки не останавливались, медленно лаская кошку.

— Думаю, что все матери беспокоятся о своих детях.

Она понимающе улыбнулась.

— Без сомнения, вы считаете меня глупой. Но Каспиан — это все, что осталось у меня на свете. Я хочу, чтобы он преуспел, и я хочу, чтобы он был счастлив.

— Эти вещи не являются взаимоисключающими, — заметила я.

— Нет, но у Ромили редко бывают счастливые браки.

— Похоже, ваш был.

— Так и было, — подтвердила она. — Но мой был исключением, думаю, потому что мы не жили здесь. Люциану было полезно удрать из замка. Но теперь я вернула сюда его сына и спрашиваю себя, не было ли это огромной ошибкой.

— Конечно, для него хорошо ближе познакомиться со своей семьей.

— Да, — согласилась она, но в ее голосе звучала нерешительность.

Я вспомнила сцену между дядей и племянником, которую подслушала накануне.

— Вы беспокоитесь о влиянии Малкольма на вашего сына?

Глаза Хелен расширились, и рука остановилась, заработав ей упрек от кошки. Она возобновила ласки, покачав головой.

— Определенно, нет. Малкольм — джентльмен. Они с Мертензией могут быть склонны к меланхолии, но это худшее, что можно сказать о них.

Я поспешила исправить ущерб.

— Простите меня. Видите ли, я слышала, что когда-то в школе Малкольм был несдержанным и яростно напал на другого мальчика.

— О, это, — ответила она со смешком. — Мальчик, которого он душил, был отвратительным маленьким мерзавцем. Он издевался над одним из младших мальчиков, a Малкольм не стал бы терпеть подобное. Он набросился на старшего парня, не позволяя себя стряхнуть. Директор настоял на его исключении из школы, но Малкольм вернулся домой героем.

— Вы совершенно уверены в обстоятельствах?

— Конечно! Люциан все это видел. Их вместе отправили в школу, и директор школы исключил их обоих одновременно. Муж рассказывал эту историю всякий раз, когда упоминалось имя Малкольма. Гордился, что старший брат дал отпор мальчику, вдвое крупнее его.

Я молчала, удивляясь, почему Тибериус не счел нужным поделиться смягчающими подробностями этой истории. Знал ли он? Или Хелен изобрела их?

Она продолжила.

— Нет, мои опасения в отношении Малкольма не имеют ничего общего с его характером. Они скорее связаны с его последним суждением. Я боюсь, что эта домашняя вечеринка окажется бедствием.

— Как по вашему мнению, чего он хочет достичь?

Она пожала одним элегантным плечом.

— Именно то, что говорит. Чтобы раз и навсегда узнать, что случилось с Розамундой. Я только надеюсь, что он сможет жить с тем, что найдет.

— Как вы думаете, что с ней случилось?

Хелен покачала головой.

— Не знаю. Я не могу поверить, что Розамунда сбежала. Это было бы так необычно.

— Она вам нравилась? — спросила я импульсивно.

Женщина пристально посмотрела на меня.

— Вы откровенны, мисс Спидвелл. Никто не должен спрашивать такие вещи.

— Это означает «нет», — среагировала я.

Ее рот изогнулся в улыбке.

— Будь по-вашему. Я ее не любила. Розамунда была очень хороша, обворожительна. Но в ней было что-то сложное. Осторожное. Как будто она постоянно оценивала, подсчитывала, ждала, чтобы выяснить, какую маску ей надо носить, чтобы сыграть свою роль.

— Какую роль?

Хелен развела руками в кольцах.

— Хозяйки этого замка. Она была гувернанткой, мисс Спидвелл. Обучена служить, вписываться, быть ненавязчивой. Но определенная решимость улучшить положение побудила ее вести игру. Я не виню ее за это, заметьте. Женщинам в этом мире приходится соревноваться, и вокруг не так много мест. Если бы ей удалось осуществить свои претензии и добиться успеха, я была готова принять ее как жену Малкольма.

— У вас весьма современные взгляды, — заметила я.