Зловещее Проклятие

— Боже, я ненавижу все эти чайные ритуалы. Почему мы должны это делать… — Мертензия замолчала, явно раздраженная обязанностями гостеприимства. Она была колючим существом, тем не менее я была полна решимости вести с ней сердечный разговор, даже если это было бы против нашей коллективной воли.

Я отпила.

— Возможно, вам не удается изображать хозяйку, но никто не может отказать вам в колоссальном опыте в саду.

— Хотела бы я оказаться там сейчас, — пожаловалась она. — Я понимаю растения. Люди — совсем другое дело.

Она заколебалась, затем с явным нежеланием кивнула в сторону пустого места на диване рядом с ней. Я сидела и прихлебывала чай, отказываясь поочередно от торта, бутербродов и хлеба с маслом.

— Это все так бессмысленно, — сказала она после долгого молчания и не без горечи. — Почему мы должны глупо сидеть, разговаривая с одними и теми же людьми изо дня в день? Я предпочла бы быстро выпить чашку чая в саду, а потом вернуться к своей работе.

— Конечно, не в такой день, как сегодня, — поддразнила я, глядя в окно. Ленты дождя серебрили стекло.

— Особенно в такой день, как сегодня, — возразила она. — Растения ведут себя по-другому, когда они мокрые. Каждый раз рядом с ними я узнаю что-то новое. Вы должны чувствовать то же самое в отношении бабочек, — бросила она.

— Бабочки не летают под дождем, — напомнила я ей.

Она наклонила голову, как будто эта мысль никогда не приходила ей в голову.

— Что они делают под дождем?

— Стараются прильнуть к удобному кустарнику или деревцу, укрыться под листьями. Их крылья сделаны из перекрывающихся чешуек, настолько крошечных, что они почти незаметны для невооруженного глаза. Если чешуйки собирают много влаги, крылья будут слишком тяжелыми, чтобы поднять бабочку с ее насеста. Частью очарования охоты на них является знание того, что они буйно размножаются в хорошую погоду в умеренном климате.

— Но я видела, как Glasswings порхали под дождем, — недоумевала она.

— Это их особенность. Отличие Glasswings в том, что им не хватает чешуек других сортов. Именно чешуйки придают цвет крылу бабочки. Существо без этих чешуек бесцветно, но по-своему великолепно и способно летать под дождем. Возможно, это пример теорий мистера Дарвина об адаптивной эволюции.

— Вы имеете в виду, погода здесь настолько изменчива, что бабочка для размножения должна была адаптироваться к условиям, в которых она живет?

— Что-то вроде того.

— Вы — последователь теорий мистера Дарвина? — спросила она.

— Мне они интересны, — поправила я. — Я склоняюсь к более сдержанному подходу мистера Гексли[17]. Я эмпирик и верю тому, что наблюдаю. Стокер считает более вероятной позицию Дарвина, — добавила я.

При упоминании имени Стокера Мертензия вспыхнула. Она прикрыла румянец, жуя сэндвич с креветками. Я воспользовалась возможностью сменить тему.

— Мне жаль, если я вчера огорчила вас своим вопросом о Розамунде. Дерзость — одна из моих плохих привычек.

Она стряхнула крошки с пальцев.

— Не так уж и дерзко. Кажется, Малкольм все время собирался организовать эту встречу.

— Он поделился с вами планами ?

Ее темные глаза были осторожны.

— Нет, не делился. Похоже, он скрывал от меня свои секреты, — добавила она поспешно.

— Вы не знали о дорожной сумке?

Она покачала головой и взяла кусок пирога, но не стала его есть.

— Должно быть, у вас был шок, — предположила я. — Быть столь сомневающейся в судьбе Розамунды, а потом узнать об уверенности вашего брата, что она никогда не покидала остров живой. Это ужасно.

Ее глаза сверкнули в ответ.

— Я никогда не верила, что Розамунда покинула остров, — сказала она со жестокой окончательностью.

— Что заставляет вас думать, что она не сбежала?

— Потому что она никогда бы не оставила свои жизненные амбиции в тот момент, когда их достигла, — заявила Мертензия.

— Тогда, что вы думаете с ней случилось, раз она не покидала остров?

Ее губы шевельнулись, она посмотрела на свои руки, казалось, почти удивленно. Кусок пирога рассыпался на кусочки. Мертензия вытерла пальцы и осознанным движением отставила чай в сторону.

— Вы должны извинить меня. Я срезала гортензии утром, их надо срочно положить в глицерин, чтобы сохранить на зиму.

Она оставила меня, и почти сразу Хелен Ромилли проскользнула на ее место.

— Могу я налить вам еще одну чашку, мисс Спидвелл?

Я согласилась, и она разыграла мать семейства. Я заметила, что ее рука была устойчивой, когда она с легкой улыбкой передавала мне чашку.

— Я должна поблагодарить вас и за вашу доброту, и за вашу осмотрительность.

— Не думайте об этом, — посоветовала я.

Она подняла руку.

— Пожалуйста. Вы были очень понимающей, и нет оправдания моему поведению, кроме того, что мне трудно находиться здесь снова.

— Вы присутствовали на свадьбе, не так ли?

Она кивнула, ее темные волосы блестели в свете лампы. У шеи была закреплена траурная брошь: прядь волос, вплетенная в узор в центре.

— Люциана, — сказала она, прикладывая палец к брошке. — Мне не нравится приезжать сюда, но здесь я чувствую себя ближе к нему, зная, как ему было дорого это место.