Зловещее Проклятие

Она шла впереди, пока читала лекцию. Возможно, Мертензия не хотела моей компании, но очевидная любовь к растениям победила досаду. Она согревалась, рассказывая о них, как мать, говорящая о своих детях.

— Верно. Все Cestrums токсичны, особенно тот, чей аромат вы чувствуете. Это Cestrum nocturnum, ночной жасмин, — она остановилась перед массивным кустарником с маленькими белыми цветами. — Я предпочитаю разговорное имя, «леди ночи».

Кустарник, на самом деле буйное скопление лоз, сплетенных в непроходимом союзе, тянулся вверх, извиваясь усиками в спиралях высоко над головой и запутываясь в сооружении позади. Подойдя ближе к заостренным глянцевым листьям, я увидела лицо женщины, увядшее и выветрившееся, с лозами, обвитыми вокруг ее горла. Я отскочила назад, заставив Мертензию неприятно засмеяться.

— Некоторые парни в деревне зарабатывают на жизнь подъемом затонувших судов, — пояснила она. — Берут, что могут, с кораблей, затерявшихся вдоль островов. Они приносят мне свои находки, я покупаю их для сада.

С опозданием я поняла, что скульптура — лицо носовой фигуры, все, что осталось от какого-то бедного разбитого корабля, обрушившегося на камни.

— Как уникально, — заметила я вежливо.

У нее вытянулось лицо.

— Вам не нужно беспокоиться. По всему саду есть сюрпризы, но ни один из них не столь поразителен, как этот. Я зову ее Мерси. Иногда я разговариваю с ней во время работы.

Последнее было произнесено почти с неповиновением, как будто она провоцировала меня осудить ее за эксцентричность.

— Вам повезло, — с жаром сказала я.

Мертензия моргнула.

— Повезло?

Я развела руками в широком жесте.

— Жить в таком месте. Полностью управлять садами. Это как бы ваше маленькое королевство, где вы королева.

Она внезапно рассмеялась резким и ржавым смехом, словно детская сжимающаяся игрушка, которой не пользовались очень долгое время.

— Я не королева. Всего лишь пешка, движимая прихотями короля, — добавила она, бросая взгляд к окнам замка.

— Это Малкольм, — рискнула предположить я.

— Естественно. Сад, как и все на этом острове, принадлежит ему.

Она повернулась и начала подвязывать тонкий зеленый усик.

— Тем не менее, он, кажется, мало мешает вам, — изрекла я, сидя на скромной каменной скамье. Был ли это мой тон (непринужденно приглашающий) или моя поза (расслабленная и неторопливая), не знаю, что именно убедило ее: от меня нелегко избавиться. Она вздохнула и взяла секаторы, чтобы обрезать растения, пока говорит.

— Малкольм позволяет мне делать, что угодно, — призналась она. — Пока.

— Вы ожидаете, что это изменится?

— Так почти случилось. Но это в прошлом.

Было очевидно, что слова произнесены без реального желания довериться мне. Так или иначе, я подозревала, что прошло много времени с тех пор, как Мертензия наслаждалась интимной беседой с женщиной своего возраста. Можно было сманипулировать ее на дальнейшую откровенность, но мне пришло в голову, что прямой подход скорее принесет плоды.

— Мертензия, вы были достаточно сердечны, когда я впервые приехала. Однако теперь вы, кажется, настроены против меня. Если я нечаянно вас как-то оскорбила, хотелось бы знать, в чем дело. Тогда я смогу извиниться или, по крайней мере, держаться подальше от вас. В противном случае я буду сидеть здесь и ждать ваших извинений за то, что вы беспричинно грубы с гостем в вашем доме.

Я положила руки на колени, когда она уронила секаторы. Она подняла их, бросив на меня зловещий взгляд.

— Я была сердечна, поскольку думала, что вы могли бы мне понравиться.

— А теперь вы решили иначе?

Мертензия безжалостно отсекла кусок Cestrum.

— Очевидно.

— Наконец-то я вижу прогресс, — поощрила я.

Мертензия молчала долгое время, единственным звуком было щелканье ее секатора. Внезапно она повернулась ко мне, разразившись гневным:

— Хелен видела вас. Вчера на пляже с Стокером.

— Да, я знаю. Вчера мы с ней оживленно обсудили это событие за чаем.

Она открыла рот.

— Разве вы не смущены? Вам не стыдно? Я сказала, что она вас видела!

— Я слышала вас, моя дорогая. И мне не в чем упрекнуть себя. Мы со Стокером — очень хорошие друзья.

— Могу себе представить, — язвительно сказала Мертензия, ее рот сжался от настоящей горечи.

— Не настолько хорошие. Но мы знаем друг друга в течение долгого времени, мы работаем вместе.

Ее глаза подозрительно сузились.

— Вы работаете?

— Безусловно. Вы не думали, что мне нужны Glasswings для развлечения, не так ли? Я совершенствую виварий при музее в центре Лондона, который мы со Стокером создаем. Это займет десятилетие, даже больше, но мы уверены в успехе.

Я уловила неохотный интерес к моей работе, но она быстро задушила его, вновь повернувшись к своему Cestrum.

— Это не объясняет, почему вы преспокойно наблюдали его в таком виде.

— Голым? Моя дорогая Мертензия, какая вы пуританка. Я думала, что католики должны быть более разносторонними в таких вещах. В человеческом теле нет ничего постыдного, особенно в Стокере. Он особенно хорошо изваян.

Ее рука дернулась, и пышный цветок упал на траву.