Зловещее Проклятие

* * *

Под умелым руководством Тиберия был обыскан весь остров. Рыбаки и жители деревни осмотрели здания и поля, не пропуская различные укромные уголки и пещеры контрабандистов, неизбежные в таком месте. Мертензия и Каспиан образовали маловероятный союз и тщательно обследовали территорию замка. Тибериус остался в библиотеке, распорядившись, что любой, кто обнаружит что-либо заметное, немедленно сообщит ему. Стокеру и мне была поручена задача обыскать сам замок.

— Это нелепое занятие, — пробормотала я после того, как мы поднялись по четырнадцатой по счету лестнице и осмотрели двадцать седьмую пустую спальню. — Он может быть где угодно. Кто-нибудь подсчитывал лодки? Возможно, он поплыл к одной из Трех Сестер.

— Невозможно, — Стокер осматривал безжалостно пустой туалет. — Малкольм знает эти воды. Он бы никогда не попытался совершить такой самоубийственный поступок.

Я остановилась, и перевела взгляд на Стокера.

— Не надо, — приказал он, интуитивно понимая мои мысли. — Даже не предлагай это.

— Мы должны рассмотреть такую возможность, — настаивала я. — Ты признаешь, что он сильно пострадал, и он кажется чувствительным человеком. Кто сказал, что дорожная сумка Розамунды не была последней каплей? Это заметно повлияло на его рассудок. Возможно, факт, что она не ушла сама, оказался невыносимым. Наверное, он размышлял об этом с тех пор, как наткнулся на саквояж, пока не смог больше терпеть. Только представь: он глубоко влюблен в Розамунду, потерять ее было душераздирающим опытом. После многих лет неуверенности Малкольм обнаруживает доказательства, что она не покидала остров, что она, должно быть, мертва. Он приглашает избранную группу гостей, чтобы те помогли узнать правду о ее исчезновении. И вместо этого он, кажется, поднял из могилы призрак. Какой ужас вспыхнул в его душе! Должно быть, он почти сошел с ума от горя и шока. Что может быть более естественным, чем решение присоединиться к ней?

— Ты забываешь две вещи, — справедливо заметил Стокер. — Во-первых, если дорожная сумка Розамунды никогда не покидала остров, значит и она тоже.

— Твоя точка зрения?

— Она была убита, — заявил он.

— Ерунда. Это мог быть несчастный случай. Она могла умереть от естественных причин. Она могла бы…

— Возможно, ее проглотил кит, но это, черт возьми, маловероятно. Я забыл твою склонность к мелодраме.

— Моя склонность к мелодраме! Ты настаиваешь на том, что Розамунда стала жертвой преступления, твоя ужасная теория не стоит и пенни.

Стокер сложил руки на груди.

— Вероника. Я понимаю, что твои чувства к Тибериусу омрачают суждение, но попытайся не быть женщиной до такой степени.

Я злобно уставилась на него.

Он продолжал вещать так безумно спокойно, что я испытала соблазн надеть ему на голову железную подставку для дров в камине.

— Ты неоднократно убеждала меня, что женщина так же способна к рациональному мышлению, как и мужчина. Я даже могу великодушно признать: один-два раза ты была более хладнокровна, чем я сам. Но, увы, тебе не хватает логики во всем, что касается моего брата.

— Из всех дешевых и отчаянных оскорблений, атакующих мой интеллект ученого… — начала я.

Стокер поднял руку.

— Если ты хочешь злиться на меня, не могла бы это делать, пока мы ищем? Иначе мы никогда не закончим с этим замком.

Он вышел из комнаты. У меня не было другого выбора, кроме как идти за ним. Мои шаги отдавались резким звуком на каменных полах. Некоторое время мы продолжали искать в тишине, и никто из нас не говорил без необходимости.

Мы не обнаружили ничего примечательного, пока не пришли в последнюю комнату. Я указала на маленькую карточку, написанную аккуратным почерком: Миссис Люциан Ромилли. Я мягко постучала, но ответа не было. Мы проскользнули в комнату, бесшумно закрыв за собой дверь. Прикроватный столик был усеян банками с пастилкой, влажными носовыми платками, крошечным хрустальным бокалом, подходящим для алкоголя, и маленькой колбой зеленого стекла с аптечной этикеткой. Стокер поднял его и осторожно понюхал.

— Какое-то лекарство?

— Только для шотландца, — фыркнул он. — Довольно хороший виски.

Я вспомнила ее наполненную джином бутылку от шампуня и подумала, сколько других тайников со спиртным она сделала. Домашние туфли странного вида — на высоких каблуках, украшенные перьями и атласной оборкой — валялись там, где она их бросила. На умывальнике криво висел халат, непрактичная конфетка из лилового шелка.

— Любопытно, — я провела пальцем по водянистому шелку. — Я не подумала бы, что у нее будет шелковый халат.

— Что бы ты подумала? — поинтересовался Стокер, медленно роясь в ящиках.

— Черный атлас. Трезвый бархат в крайнем случае. Но ничего такого легкомысленного, как бледно-фиолетовый шелк.

— Она фантазерка, — безапелляционно заявил Стокер. — Скорее верит в воображение, чем в реальность.

— Откуда ты знаешь? — потребовала я.

Он поднял книгу, которую раскопал под рубашкой.