Зловещее светило

Святой не двигался, пытаясь уловить чье-то дыхание или какой-то звук, который выдал бы присутствие человека. Для его напряженных ушей, чувствительных, как у дикого зверя, ночные звуки снаружи все еще оставались лишь фоном, который не заглушил бы самое легкое крадущееся движение, даже на значительном удалении. Он подождал несколько секунд в жуткой, неестественной тишине, но ничего не услышал.

Саймон снова включил фонарик.

— Хорошо, Хоппи, — заговорил он. — Прости, я перебил тебя. Но кровь была такой свежей, что я подумал, не осталось ли еще кого-то поблизости.

— Босс, у меня все так хорошо получалось, когда вы меня остановили, — удрученно и обиженно заявил Униац.

— Не расстраивайся, — успокоил Святой. — Теперь можешь продолжать. Сделай глубокий вдох и начни сначала.

Саймон все еще прислушивался к чему-то, прикидывая, не остался ли убийца в пределах слышимости.

— Теперь без толку, — скорбно произнес Униац.

— Собираешься капризничать? — страдальчески спросил Саймон. — Потому что, если так…

Униац покачал головой:

— Нет, дело не в этом, босс. Начинать нужно с полной бутылкой.

Саймон сконцентрировал взгляд на Хоппи. При имевшемся освещении фигура оставалась нечеткой, однако можно было разглядеть — Униац явно держал в руке что-то лишнее, что было совсем не к месту. Саймон понял: Хоппи так и не выпустил из рук бутылку виски, которой смачивал горло в «Колоколе». Потом бутылка показалась в луче света, словно Хоппи хотел разглядеть, сколько жидкости в ней осталось.

— Боже мой, о чем ты говоришь? — воскликнул Святой.

— Понимаете, босс, эту идею я почерпнул из одной книги. Парень заходит в кабак, покупает бутылку виски, свинчивает пробку и выпивает всю бутылку, не останавливаясь. Поэтому я пытался сделать то же самое в баре, и у меня прекрасно получалось, пока вы меня не прервали. Посмотрите, у меня осталось не больше двух или трех глотков. Но теперь смысла продолжать нет, — пояснил Униац, возвращаясь к причине собственной печали. — Нужно начинать с полной бутылкой.

Только годы тренировок и самодисциплины дали Саймону Темплару сил не сойти с ума.

— В следующий раз тебе лучше забрать бутылку с собой и где-нибудь с ней запереться, — сказал он, прилагая огромные усилия, чтобы сдержаться. — Сейчас у нас нет другой бутылки, а поэтому ты в состоянии заметить, хотя бы на мгновение, что здесь кого-то убили?

— Да, — радостно ответил Униац. — Девчонку.

Сделав этот вывод, Хоппи погрузился в благожелательное молчание. Он как бы вычеркивал себя из ситуации и всем своим видом показывал, что это не его дело. Здесь требовалось думать, а мышление было работой, к которой Святой имел склонность и обладал сверхъестественными способностями для ее выполнения. Вот на эти способности мистер Униац и полагался с детской верой, очень походившей на почитание и поклонение богам.

Святой размышлял. Он думал так отстраненно, что даже сам удивился. Девушка мертва. Он видел раньше много убитых мужчин, иногда ужасным способом, но только одну женщину. Тем не менее это не должно играть никакой роли. Нора Прескотт никогда для него ничего не значила, он даже не узнал бы ее голос. Ведь мог же он равнодушно относиться к смерти других незнакомых женщин, которые умирали в разных местах, в разное время, по разным причинам. Нора Прескотт — просто еще одно имя в длинном мировом списке ничем не выдающихся мертвецов.

Но она просила его о помощи. Вероятно, Нора и умерла из-за того, что хотела ему что-то рассказать. Она не принадлежала к тем щебечущим и хихикающим дурочкам, которые впадают в истерику при виде мыши. Она на самом деле что-то знала — и это для кого-то было достаточно опасно, чтобы он предпочел совершить убийство, нежели позволить информации всплыть наружу.

«…в одной из самых больших афер, которые когда-либо пытались провернуть…» Это была единственная фраза в ее письме, которая давала хоть какие-то сведения. Она всплыла в сознании Святого не как комбинация слов, а как четкая и ясная констатация факта. И тем не менее, чем больше он думал об этой фразе, тем четче понимал: она совершенно ничего проясняет. Саймон все еще ожидал что-то услышать. Где-то в глубине души возникало беспокойство, и оно требовало внимательно отнестись к зарождающейся мысли.

Саймон снова обвел лучом фонарика внутреннюю часть здания. Это было простое деревянное строение с тремя стенами и двустворчатой дверью вместо четвертой. Здесь хватало места как раз для трех судов, которые держали в эллинге. С каждой стороны имелось по маленькому оконцу; их так давно не мыли, что они стали почти непроницаемыми. Луч обшарил голые стропила над головой, которые поддерживали крышу, покрытую гонтом. Там не имелось места для укрытия. Спрятаться можно было только под одной из лодок. Саймон провел лучом света по лодкам и исключил такую возможность.