Зловещий гость

Я уверил баронессу, что ради исполнения ее желания отдаю в ее распоряжение все свое искусство, поскольку в замке наверняка есть какой-нибудь инструмент, хотя бы старое фортепьяно. Тут громко рассмеялась фрейлейн Адельгейда (компаньонка баронессы) и спросила, неужели я не знаю, что в замке с незапамятных времен не звучала никакая иная музыка, кроме той, что издают пронзительные трубы, ликующие охотничьи рожки и дрянные инструменты странствующих музыкантов. Баронесса решительно настаивала на своем желании слушать музыку, и в особенности исполняемую мной, и они с Адельгейдой ломали голову над тем, как бы достать фортепьяно в приличном состоянии. В эту минуту по залу прошел старый Франц.

– Вот тот, у кого на все есть хороший совет, кто в состоянии устроить все, даже самое неслыханное и невиданное!

С этими словами Адельгейда подозвала почтенного старика, и, пока она объясняла ему, в чем заключается дело, баронесса слушала ее, сложив молитвенно руки, вытянув свою прелестную шейку и с кроткой улыбкой заглядывая в глаза старому слуге. Она была очаровательна: точно милое прелестное дитя, страстно мечтающее получить желанную игрушку. Франц в присущей ему манере пространно перечислил разные причины, по которым было совершенно невозможно достать такой редкий инструмент, но в конце концов погладил бороду и сказал, ухмыляясь:

– Да ведь жена господина управляющего в селении удивительно ловко играет на клави– цимбале[14], или как это там иначе называется по-иностранному, и при этом так хорошо и жалостливо поет, что у человека глаза краснеют, точно от лука…

– У нее есть фортепьяно! – перебила старика Адельгейда.

– Да-да, – продолжал старик, – прямо из Дрездена, это…

– О, просто великолепно! – перебила его на этот раз баронесса.

– Прекрасный инструмент, – продолжал старик, – только немного слабоват… Органист хотел сыграть на нем недавно псалом «Во всех моих делах», так он его совершенно разбил, так что…

– Ах, боже мой! – воскликнули в один голос баронесса и Адельгейда.

– Так что, – продолжал старик, – его с большим трудом перевезли в Р. и там починили.

– Так он теперь снова здесь? – нетерпеливо спросила Адельгейда.

– Конечно! И жена господина управляющего почтет за честь…

В это время мимо проходил барон. Он как-то удивленно посмотрел на нашу группу и с насмешливой улыбкой шепнул баронессе: «Что, Франц опять дает вам хороший совет?» Баронесса, краснея, потупила глаза, а старый Франц испуганно оборвал свою речь, вытянул голову и опустил руки по швам, встав навытяжку, словно солдат перед командиром.

Старые тетушки подплыли к нам в своих штофных платьях и увели баронессу, за ней последовала и Адельгейда. Я остался стоять на месте как зачарованный. Восторженная радость, что я приближусь к обожаемой женщине, завладевшей всем моим существом, боролась с мрачной досадой и неудовольствием против барона, который представлялся мне грубым деспотом. Если бы он не был таковым, разве старый седой слуга вел бы себя так рабски?

– Да слышишь ли ты? Слышишь, наконец? – раздался родной голос.

Это обращался ко мне мой старый дядюшка, одновременно хлопая меня по плечу. Мы пошли в наши комнаты.

– Не привязывался бы ты так к баронессе, – начал он, как только мы оказались у себя, – ни к чему это. Предоставь это юным франтам, которые охотно волочатся за дамами, их здесь предостаточно.

Я рассказал ему все как было и просил сказать мне по совести, заслужил ли я его упрек. Дядюшка ответил на это только «Гм, гм», надел халат, уселся в кресло с трубкой и заговорил о событиях вчерашней охоты, посмеиваясь над моими промахами. В замке все постепенно стихло. Дамы и кавалеры занимались в своих покоях вечерними туалетами. В замке как раз объявились музыканты с жалкими инструментами, о которых упоминала Адельгейда, и шли приготовления к балу, который должен был состояться поздним вечером. Старик, предпочитавший столь пустым забавам мирный сон, остался в своей комнате, а я начал одеваться, собираясь на бал.

В это время тихонько постучались в дверь наших апартаментов, и вошел старый Франц, объявив мне с довольной улыбкой, что наконец приехал в санях инструмент жены господина управляющего и его перенесли к госпоже баронессе. Адельгейда приглашала меня сейчас же прийти в ее покои. Можно себе представить, как билось у меня сердце, с каким сладостным трепетом отворил я дверь заветной комнаты.

Адельгейда встретила меня приветливо. Баронесса, уже полностью одетая для бала, задумчиво сидела перед таинственным ящиком, где спали звуки, которые я призван был пробудить. Она поднялась с места, сияя невероятной красотой, и я смотрел на нее, не в силах произнести ни слова.

– Ну, Теодор, – сказала она ласково (по милому северному обычаю, который принят также и на крайнем юге, она всех называла по имени), – инструмент приехал. Дай бог, чтобы он был хоть сколько-нибудь достоин вашего искусства.

Когда я открыл крышку, зазвенело множество лопнувших струн, когда же я взял аккорд, он зазвучал неприятно и резко, потому что те струны, которые остались еще целы, были совершенно расстроены.