Зловещий гость

— Спуститься впервые за два месяца и устроить проверку одного из чинуш, пусть и наглого? — удивленно поднял я бровь, — Повторюсь — я там именно работал. Перекладывал бумажки, орал на подчиненных. Ни единого вопроса, ни единого шага от места службы. Образцово. Могу ручаться, что привлек его внимание просто тем, что оказался единственным из доступных аристократов. Точнее просто тем, кто мог с ним говорить, а не трястись от страха. Внятно.

— Шериф Криггс прав, — пробормотал задумчиво некромант, — Но тогда можно сделать лишь один вывод — Станислав Аддамс сознательно или нет, но игнорировал происходящие на Касдаме разрушительные процессы.

— Он выпустил ихорников, — напомнил я, — Это не игнорирование.

— Так что будем делать дальше, если наш Должник решил еще немного пожить? — эльфийка нервничала и это было совершенно понятно.

— Шансов убить его у меня не было, только плесенью, — укоризненно посмотрел я на блондинку, — Да и смысла его грохать я не вижу. Алхимик — единственная ниточка к Суматохе, а сам по себе уже никто. Лишь медиатор между Авророй и Должниками. Которые, кстати говоря, не собираются ничего делать.

— Мистер Крюгер передает, что идея управляемых воздушных объемов, насыщенных хинтарем, начала обкатываться пиратами, как только их ловушка в ущелье Витчат сработала. Волшебники утверждают, что способны будут вскоре это повторить где угодно.

— Значит, нам нужно валить, — удивил я окружающих, — Предлагаю на Маракат. Много места, никаких соседей, огромные запасы продовольствия, да несколько радиостанций, чтобы нам не было скучно. Клонам и вашим, мэтр Энно, родственникам, уже можно давать отбой. Пусть плывут туда же, если найдут на чем.

— А мы найдем? — робко спросил Волди, переглядываясь со Стеллой. Полугоблинша здорово уже закисла в нашем нездоровом отшельничестве, поэтому потихонечку разгоралась энтузиазмом при мысли о пиратском острове, набитом гниющими трупами.

— А у нас есть Крюгер, — отрезала эльфийка, оборачиваясь к некроманту, — Ведь… есть же? Мэтр?

— Да, — спустя некоторое время ответил маг смерти, — Он сможет уговорить своих старых «приятелей» нас подобрать, но корабль будет не ранее, чем через двое с половиной суток. И нам придётся найти на чем выплыть за несколько километров от береговой линии Зонана.

— С утра этим и займусь, — решил я.

Идиотское и рискованное приключение, битком набитое разными отвратительными вещами, но совершенно лишенное каких-либо проблесков на надежду… обескураживало. Враги, которые сами себя убивают. Алхимик, выглядящий как несвежий зомби. Должники, запуганные наркотой. Касдамцы, благополучно и самостоятельно устроившие себе будущий голод и вымирание. Что дальше? Суматоха вылетит из лабораторий на космическом корабле, обесценив к чертовой матери вообще всё, чем мы тут занимаемся? Ведь, насколько я разбираюсь в людях, Алхимик выглядит именно брошенным псом. Как будто ему сунули в пасть этот архипелаг как свежую, но совсем не желанную краюху, а сам он, тоскливо смотря вдаль, собирается подохнуть от голода. Просто потому, что давно уже потерял смысл жизни. Прекрасно. Так, нужно зайти к Энно, пусть удалит «капсулы смерти». Необходимость в них явно отпала, а вот в экзистенциальных вопросах личного характера…

Не воюешь ли ты с ветряными мельницами, Магнус Криггс?

Ответ на этот вопрос я получил утром.

Он мне не понравился.

Глава 16

Всю свою «нормальную» первую жизнь я считал себя русским. Не таким, чтобы исконно-посконным, квас, банька, да медведи с балалайками, но с немалой долей гордости, хорошим таким, качественным русским. Советского разлива, несмотря на то, что когда впервые полапал девочку за задницу, Союза давно уже не было. Хорошее, оно ведь не отпускает. Зеленая трава, которую ты помнишь, наливается цветом и свежестью тем дальше, чем больше ты живешь. Наверное, потому что любое дерьмо, что ты периодически хлебаешь, оставляет на душе потеки. Ты тоскуешь не по старым-добрым денькам, а по собственной не изгаженной еще душе.

Однако, был один нюанс. В мой юный мозг, еще в школьные годы, забился американизм, звучащий просто, но неимоверно броско. Гласил он коротко и наотмашь: «дерьмо случается». Это было как откровение, правда жизни, дистиллированная заявка на то, что без «этого» никак и никогда. Смирись, оно случалось, случается и, более чем вероятно, в будущем тоже произойдет. Аналогов в русском языке, достаточных, чтобы грамотно передать эту безнадежную хлёсткость, не было. Увы.

Сейчас, подойдя к воротцам маленького дворика перед узким своим особняком, я смотрел в глаза самого неожиданного из всех возможных визитёров, понимая, что «оно» случилось. Но, как и где — еще было неясно.