Зловредная жертва

– Ты слово такое сказала интересное: лапсердак. Что это?

– Это примерно как инкогнито, – пояснила бабуся.

– То есть? – не понял Игорь.

– Одежа верхняя так называется, для кратости. – А при чем тут инкогнито? – никак не мог понять молодой человек.

– Ну ты сказал: раскрыть свое инкогнито. Я так поняла, что лапсердак расстегнуть. По звучанию это твое „инкогнито“ дюже на исподнее смахивает.

– Да нет, инкогнито – это не предмет туалета, это синоним к понятиям тайно, скрытно, не под своей личиной. Раскрывать инкогнито, значит снимать маску, выступать под своим именем. Понятно?

– Уж больно ты мудрено всегда выражаешься, – проворчала бабуся, не скрывая досады. – Так и говорил бы: тайно. А то инкогнито, про выступления, про маски чего-то… Порядочный человек черт те знает что подумать может.

* * *

Поэта они нашли быстро. Тот не скрыл радости при виде бабуси, но насупился, когда понял, что она пришла не одна.

– Ты не бойся, сынок, – ободрила она, – это внучек мой. Дюже стихи твои послухать желает. А для вдохновения колбаски тебе принес. Дохтурской, для здоровья пользительной.

– Колбаска – это хорошо, – лаконично произнес Валера, косясь на внушительный сверток в руках Игоря.

Троица нашла тихое, неприметное место в соседнем сквере, и Игорь попытался сразу приступить к опросу свидетеля.

– Вы хорошо знали… ой, – от щипка бабули внук подпрыгнул.

– Он спрашивает, хорошо ли стихи свои помнишь? – прокомментировала бабуся.

– Да зачем мне его стихи? – прошипел Игорь.

– А симпатию завоевать? – шепотом отпарировала баба Дуся.

Игорь вздохнул. Он любил поэзию, часто вместе с Иришкой уединялись они в своей комнате, зажигали свечи и читали любимые стихи, наслаждаясь обществом друг друга и божественными строками. Но то были классические, проверенные временем и вкусом множества поколений стихи. А тут…

Мы дети народа, но волею бога

Заброшены в омут злодейской судьбой.

Наш жребий искуплен суровой свободой

И близится мщения час роковой, – не заставил себя долго упрашивать Валера.

Поэзия его, если то, что он предоставил на суд зрителей, можно было так назвать, была более, чем специфична. Условно ее можно охарактеризовать как море патетических слов и образов, никак не связанных между собой. Читал он как и положено поэту: отчаянно завывая и раскачиваясь из стороны в сторону. Игорь безнадежно пытался скрыть брезгливое выражение на своем лице, бабусе это удавалось лучше.

– Хорошо-то как! – потянулась бабуся, когда тот закончил. – Может, еще побалуешь старуху? – проигнорировала она умоляющий взгляд внука.

Пытка стихами продолжалась почти сорок минут. Голова у Игоря раскалывалась, тошнота подваливала к горлу.

– Чего-то внучек твой кривится, – заметил, наконец, Валера.

– Да зуб у него хворает, – нашлась бабуся.

– Зуб – это плохо, – согласился поэт, – вот у меня когда болел, я даже сочинять не мог. Хорошо, Ася Гордеевна сводила меня к доктору. Сам ни за что не решился бы.

– Да-да-да, – закручинилась бабуся, – это убиенная которая, – выразительно посмотрела она на внука.

Игорь понял, что, наконец, настал его час, и сразу собрался. Головная боль куда-то исчезла, сама голова стала легкой, а мысли четкими и ясными.

– Расскажите, что вы знаете об этой женщине? – спросил он как можно ласковее.

Валера недоверчиво зыркнул на него из-под густой, свалявшейся шевелюры и опустил глаза.

– Расскажи, – попросила бабуся, погладив Валеру по голове.

– Только тебе, – мгновенно откликнулся тот на ласку. – В подвале я ничего об этом не говорю, они все равно смеются. А ты добрая. И внучек твой ничего, воспитанный. Поэзию уважает.

Рассказ его немного отличался от того, что ожидал услышать Игорь. Ася Гордеевна не просто была влюблена в поэта и призывала его к сожительству. Она не просто обещала завещать ему квартиру при условии, что тот официально оформит отношения с ней. Самое неожиданное было в том, что она клялась, будто есть силы, которые полностью находятся в ее подчинении. Они могущественны и могут без проблем выпустить сборник его стихов, и не только у нас, но и за границей. А отсюда вытекали не только слава, но и богатство. Издание сборника стихов – это вам не шутки. Это – ключик к маленькому домику на сочинском побережье, солидной белой „Волге“, приличному питанию. Так, во всяком случае, обещала баба Ася.

Что это? Блеф старой, потерявшей физическую привлекательность женщины или ключик к разгадке преступления? Конкретно эти силы поэт так и не обозначил. Скорее всего, он и сам не знал, что имела в виду Ася Гордеевна. Сейчас он горько раскаивался в том, что не поддался на уговоры почитательницы своего таланта. Излишняя опека покойной уже не казалась такой уж назойливой, а дом, от которого он добровольно отказался, виделся как мечта о недосягаемом счастье.

– Не говорите ничего в подвале, – попросил он под конец разговора, бережно пряча остатки колбасы за рубашку, – им не нравятся мои стихи, они будут смеяться, если узнают, что тетя Ася собиралась их за границей напечатать.

* * *