Зловредная жертва

Чих был аккуратненький и деликатный, но и его хватило для того, чтобы Садиков вскочил, пребольно стукнувшись головой о низкую толстую ветку. Даже с такого далекого расстояния было видно, как затряслись у него руки. Взгляд затравленного зверя остановился на кочке, за которой прятался Игорь. Молодой сильный мужчина похолодел от этого ненавидящего взгляда слабого, старого заслуженного пенсионера. Долгим был этот взгляд. Костикову показалось, что прошла вечность.

«А если у него там оружие?» – мелькнуло у него в голове.

Сколько может не дышать человек? Минуту? Две? Игорю показалось, что он не дышал все двадцать пять. Смотреть, что делает Борис Ильич, он уже не мог, так как боялся поднять голову. Хорошо, что листва, в которую он уткнулся, была почти сухая и пахла вполне приятно, а то долго он не выдержал бы. Когда, наконец, он осмелился поднять голову, лес был девственно пуст. Ничего уже не напоминало в нем о посещении человека. Оглядываясь, Игорь осторожно подошел к месту захоронения свертка. Место было настолько тщательно замаскировано, что постороннее лицо вряд ли догадалось бы, будто в этом месте что-либо могло быть зарыто.

Торопясь и нервничая, Игорь снял дерн и чистыми руками стал отгребать рыхлую влажную землю. В какой-то момент он резко остановился.

«Так ли прост Садиков, как кажется? – подумал он, – ведь смог же он провернуть аферу с наследством, убить Асю Гордеевну, отвести от себя подозрения. А что, если эта поездка – ловушка? Если в свертке – бомба? Если все это сделано только для того, чтобы избавиться от опасного человека, от меня?»

Профессию детектива выбирают обычно люди безрассудные, склонные к риску и смелым поступкам. Поэтому Игорь, махнув рукой и любуясь собой со стороны, стал осторожно раскапывать дальше, как художник-любитель, рисуя в голове заманчивую картину живописного взрыва, разлетающихся комков земли, вздыбленных деревьев. Неизвестно откуда в эту картину вторглась голова самого Игоря, задорно скачущая по кочкам.

– Бред, – выругался Костиков.

Впрочем, выругался он еще и потому, что, как оказалось, в ямке ничего не было.

* * *

– Быстрее! – Игорь ворвался в кабинет Малышева и без приглашения плюхнулся в кресло, – быстрее, пока он не успел от него избавиться.

Уже через пятнадцать минут, после сбивчивого изложения сути дела Игорем, две милицейские машины, отчаяно воя сиреной, неслись в разных направлениях города. Одна ехала на захват почетного пенсионера Садикова Бориса Ильича, другая добывала свидетеля Тюрина Сергея Владимировича.

Оба не ожидали того, что милиция когда-либо выйдет на их след, поэтому Тюрина удалось застать на работе, а Садиков преспокойно изучал гору периодики в своей собственной квартире. Когда ему предъявили ордер на обыск, пенсионер побагровел, аккуратно, чтобы не порвать, но довольно живописно и артистично рванул рубашку на груди и начал скандировать что-то на тему «Всех не перебьете», «Я в вашем возрасте дивизией командовал», и «Фашисты проклятые».

Кое-как его удалось усмирить и начать обыск. В понятые прорвалась Таиска. Первый раз в жизни ей выдалась такая честь и удача, поэтому она сидела на стуле гордо, с сознанием собственного превосходства, презрительно поглядывая на замешенного в чем-то дурном авторитета всей дворовой пенсионной братии Садикова.

Борис Ильич, наконец, присмирел. Как только он услышал, в чем его обвиняют, он как-то странно посмотрел на следователя, крякнул и замолчал, словно мучительно обдумывал какой-то важный для него вопрос. Все время, пока проходил обыск, Садиков молчал и рассматривал Игоря, по-собачьи склоняя голову то направо, то налево. Кажется, он силился понять, как удалось этому незнакомцу выйти на его след. Наконец, лейтенант издал победный вопль и, стоя на табуретке, отцепил от занавески сверток, запаянный в полиэтилен и тщательно замотанный скотчем.

– Это он, – оживился Игорь, – я узнал его. Это тот самый сверток, который подозреваемый собирался закопать в лесу.

Садиков побагровел, вскочил со стула и закричал неожиданно высоким голосом:

– Не трожь! Не тобой положено! Собаки, все из-за вас! Собаки, собаки, – продолжал всхлипывать он, упав на стул и закрыв лицо руками.

Малышев, предварительно натянув резиновые перчатки, взял из рук лейтенанта сверток и начал аккуратно разматывать его. С каждым витком повизгивающего скотча Садиков вздрагивал, будто это не заветный сверток освобождали из душного липкого плена, а самого Бориса Ильича герметично заматывали этой не пропускающей воздух лентой.

Малышев уже добрался до запаянного с помощью утюга полиэтиленового пакета. Он показал его понятым и аккуратно вспорол ножом. Внутри пакета оказался еще один сверток, из оберточной бумаги. За ней – сверток из газеты. Наконец, настал момент, когда удалось добраться от того, что мечтал скрыть от глаз людских почетный пенсионер Садиков Борис Ильич. Это был старенький затертый на сгибе, замусоленный партийный билет самого Садикова.

– Это что? – со скрытой яростью прохрипел Малышев, брезгливо держа документ двумя пальцами.