Злые боги Нью-Йорка

– А еще он признался, что платил вам пятьдесят долларов за тело. Я могу закопать доктора, у меня достаточно доказательств, но я хочу знать, сколько проданных вами детей умерло естественной смертью. Вы усыпляли их, верно, чем-то травили. Десятки ядов невозможно заметить, даже доктору Палсгрейву, и, в любом случае, тела давно разложились. Все доказательства сгнили. Так что ответ вам не повредит.

Выгнувшись вперед, будто приставляя нож к моему горлу, Шелковая Марш поднесла свой бокал к губам, коснулась им нижней губы, вкрадчиво и кокетливо.

– Если вы ничего не знаете, – сказала она, – не представляю, зачем мне вам рассказывать.

– Я знаю, насколько вы умны. Разве это вас не удовлетворит?

– Мистер Уайлд, но к чему мне хотеть убивать своих работников?

– Я не сказал, что вы хотели. Я только сказал, что вы сделали.

– Это так утомительно, – вздохнула она. – Даже если предположить, что я позволила хорошему доктору распорядиться телами умерших от болезней… а я этого не отрицаю, мистер Уайлд, он очень их хотел, – нежно добавила она, будто змеиный язык лизнул мою кожу. – Он хотел все тела, до которых мог дотянуться, и разве я в том положении, чтобы отказывать? Я мадам в борделе, а он – известный доктор, к которому я обращаюсь за медицинской помощью. Он настаивал на моем сотрудничестве, и разве я могла отказать, когда он властен над моими домочадцами? Он едва ли не шантажировал меня.

Я критически посмотрел на нее. Это не оправдание.

Немного помолчав, Шелковая Марш заключила:

– Мне нравится, что вы ничего не знаете, мистер Уайлд. И пусть таким все и останется.

– Вы точно убили двоих. Значит, кое-что я все же знаю.

Она мило улыбнулась.

– И кого же из своих любимых братиков и сестричек я убила, мистер Уайлд?

– Во-первых, Лиама. У него была пневмония, но он уже выздоравливал. Не знаю, то ли вам срочно понадобились деньги, то ли это ваш обычный распорядок, но вы постарались, чтобы ему стало хуже.

Судя по виду Шелковой Марш, разговор ей наскучил. Она наблюдала за пузырьками в своем бокале. Неожиданно я понял, чем она так очаровала Вала. Вероятно, она оказалась единственным человеком, которого Вал не смог разгадать.

– Скоро начнется музыкальная программа. Доброй ночи, мистер Уайлд, хотя…

– Другой, которого вы убили, и жестоко, был известен под именем Джек-Ловкач.

Ее глаза вспыхнули.

Мне этого было достаточно. Такой взгляд ничуть не хуже исповеди.

Откуда ей знать имя, если она не избавилась от Джека в ту же ночь, когда они встретились, когда Джек засунул голову в экипаж доктора, а потом вошел в дом за тарелкой куриного рагу? Можно только догадываться, пыталась ли она сначала нанять его. Но он мертв, и от ее руки. Она не могла отпустить его живым, когда поняла, что он может связать ее с экипажем доктора Палсгрейва и темным немым свертком на его полу.

И потому я перестал играть по своим правилам.

– Вам пришлось похоронить его без Палсгрейва, – размышлял я. – Он бы определенно заподозрил неладное, когда такой здоровый мальчишка-газетчик вдруг заболевает в вашем заведении. Уверен, вы успокаивали только хронически больных, чтобы доктор ничего не заподозрил, и уверен, вы были невероятно осторожны. А вот с Джеком пришлось решать быстро, раз уж он заглянул в экипаж Палсгрейва и видел человека в черном капюшоне у ваших дверей. Где вы его зарыли? Неудивительно, что вы смогли спрятать тело – вы достаточно хитры, а «медных звезд» тогда еще не было.

– У вас нет доказательств, – прошептала она. – И я ничего не сказала.

– Я уже говорил вам, мадам Марш, что мое милосердие исчерпано. Это означает, что мне не требуется ни кусочка того, что вы зовете доказательствами. Я могу завтра же запереть вас с любым обвинением. Потому что вы – шлюха, а я – «медная звезда».

– И эти слова должны убедить меня, что лучшая политика – признание? – воскликнула она. – Тот факт, что вы готовы заживо похоронить меня в подземелье, которое зовете Гробницами?

– Я бы не желал лучшего. Но если вы скажете мне, сколько, – ответил я, наклоняясь к ней, – я не стану.

Взятки как таковые вызывали у меня отвращение. Но я безумно хотел понять. Так, как никогда ничего не хотел. Я хотел Мерси, но это вырезано на моих костях. Каждый хочет денег и удобств, но это слишком расплывчатые понятия для сравнения. Я хотел, чтобы Валентайн жил лучшей жизнью, чем сейчас, и это желание было той частью меня, которую нельзя трогать. Но сейчас… я жаждал фактов, будто они – чистая вода. Прозрачных, холодных, лишенных истории фактов.

Шелковая Марш поставила свой бокал с шампанским. Оживленная кукла исчезла, сменившись существом, немного напоминающим… ну да, биржевого брокера. Оценивает шансы, подбирает схемы и загадывает далеко вперед. Это было ловко.