Злые боги Нью-Йорка

– Я убила семерых, и да, все они были хронически больны. Каждый раз медицинские процедуры обходились мне в целое состояние. Кровопускания, потогонные ванны, припарки, настойки, а маленькие паразиты никак не могли умереть. Остальные умерли сами, неожиданно. Часть денег всегда шла на хорошую еду для других, вы должны знать. И с чего мне заботиться об их смерти, если я сделала их жизнь настолько легче своей? Хотела бы я увидеть свежую рыбу, когда занималась тем же в их возрасте.

Не зная, правда ли хоть какой-то кусочек ее истории или просто игра, я промолчал. Правда, я подозревал, что тут Шелковая Марш честна. Как еще она могла выучиться такому существованию?

– Спасибо, – сказал я. – Мое любопытство отбилось от рук.

– Я с вами согласна. Хотя никогда не пойму, почему вы так жаждали услышать это число.

– На самом деле, вы поймете, буквально через минуту. Значит, семь. Триста пятьдесят долларов, верно?

– И что?

– Я хочу каждый цент этих кровавых денег. Наличными.

Буду откровенен: все, что я сказал ей с самого начала – что моих карт не хватит даже на пару, – было чистой правдой, как перед Богом. У меня не было ни единой улики, буквально ничего. Я даже не мог доказать, что те дети при жизни хоть раз ступали ногой в ее заведение. А Коромысло и Мозес, идеальные свидетели, однозначно мертвы. Мог ли я посадить Шелковую Марш в тюрьму за проституцию? Да, на неделю или две, смотря сколько взяток ей придется раздать. Судьям, как и «медным звездам», трудно найти время, чтобы заняться звездочетством. Мне придется разыскивать мужчин, которые покупали ее услуги, и заставлять их дать показания в суде для вынесения обвинительного приговора, что столь же маловероятно, как и ее чистосердечное признание. Вызвать свидетельствовать Вала? Но как раз он, скорее всего, не платил. И потому мои возможности были ограниченны. Насколько я видел, их оставалось всего две, раз уж вариант ничего не делать вызывал тошноту:

1. Собственноручно свернуть ей шею.

Но на такое меня не хватит.

2. Заставить ее заплатить тем, что для нее важно. Рассказать шефу. И ждать своего часа.

Сейчас Шелковая Марш недосягаема для закона. Единственный человек, которого я мог наказать, тот, чей экипаж видели, – это Питер Палсгрейв. Но сажать его в тюрьму – жестокое и бесплодное деяние, за которым нет смысла. Он боролся за детей. Старался изо всех сил. Он спасал детей, одного за другим, и будет спасать их до конца своих дней. Сколько смертей окажется на моих руках, если я запру его за решетку, сколько мертвых птенчиков, и в этот раз – на моем счету?

«Что же касается мадам Марш, – думал я, – с этого дня я буду неустанно следить за ней. Я превращу это в свою религию. И однажды убийца семерых детей окажется на виселице».

Шелковая Марш была на грани заикания, но говорила четко:

– В день, когда я соглашусь с таким возмутительным…

– Ко мне прислушивается шеф Мэтселл, у меня в руках ключи от тюремных камер. С кем, по-вашему, вы играете? Меня не беспокоят доказательства, – лгал я. – Ей-богу, я могу нагородить, что пожелаю, и без всяких последствий. Я хочу денег. Триста пятьдесят долларов.

Должно быть, она никогда не училась плевать человеку в глаза. Думаю, это единственная причина, по которой она не плюнула. Мадам Марш выпрямилась и разгладила складки на своих длинных и роскошных алых юбках.

– Вы давали Партии большие суммы, так что не вижу трудностей, – любезно добавил я.

– Ну разумеется. Вы много чего не видите, – отрезала она. – Пейте шампанское, мистер Уайлд, я уже заплатила за него, а вы прогнали моих друзей.

Я перевернул сверкающий бокал, а потом поставил его обратно на столик.

– Почему вы так сильно ненавидите меня за события, которые вас не задели? – спросила она, сделав последнюю, бессильную ставку на жалость.

– Они меня глубоко задели. Вы пытались похитить Птичку Дейли и уволочь ее в Приют, чтобы заставить замолчать. Довольно хитро с вашей стороны, подписать записку «Уайлд». Вы заплатили за мое убийство Коромыслу и Мозесу Дейнти. Кстати, вы их больше не увидите. Я успокоил обоих.

«Пусть думает, что я сам их убил, пусть разойдутся слухи о моей непредсказуемости, о моем новом статусе мертвого кролика», – думал я; а для оживления картинки у меня есть убедительно опасный брат.

Шелковая Марш удрученно допила свой бокал.

– Даже если предположить, что вы правы, не знаю, почему вы считаете, что проживете достаточно долго. Мужчина, который держится за фалды своего брата. Пусть и с Мозесом и Коромыслом на счету.

– Вы снова угрожаете убить меня, – сказал я, ухмыляясь. – Но вы не станете.

– Вы так считаете? И по какой же причине?