Когда Джереми в самый первый раз высказал мысль, что неплохо было бы съездить вместе денька на три на Багамы, Шарлотта пришла в ужас и заявила, что он сошел с ума. Потом она как-то свыклась с этой идеей, убедила себя, что там будет даже меньше опасности оказаться кем-либо узнанными, чем в Нью-Йорке, вспомнила о том, что у нее вот уже больше двух лет не было нормального полноценного отпуска; не смогла противостоять феноменальной настойчивости Джереми и в конце концов сдалась. Три дня под солнцем, три ночи, до предела наполненные сексом, целых трое суток непрерывной радости, развлечений и удовольствий — мысль об этом казалась столь привлекательной, столь соблазнительной, что Шарлотта даже стала с нетерпением ждать приближения этих дней. Она накупила множество очень дорогих пляжных и вечерних туалетов, сказала Гейбу, что берет дни в счет давно уже положенного ей отпуска (и, замирая в душе от ужаса, повторила потом те же слова Фреду и Бетси), заказала себе билет до Нассау и обратно и потом сидела в аэропорту Джона Кеннеди, дожидаясь своего рейса и дрожа от панического страха, что здесь вдруг появится Фред, что он может оказаться с ней в одном самолете или же что он каким-то таинственным образом возникнет вдруг в аэропорту Нассау, где ее должен был встречать Джереми. Но Фред так нигде и не появился, а Джереми расхохотался, увидев перед собой ее мертвенно-бледное лицо и дикие глаза, за руку отвел к стоявшему на летном поле собственному самолету, на котором они долетели до Эльютеры, там усадил ее в поджидавший их белый «роллс-ройс» и отвез в «Коттон-бей», прелестнейшую гостиницу неподалеку от Рок-Саунда, стоявшую прямо на пляже, на извилистом берегу океана, где для них был забронирован номер на имя мистера и миссис Джеймс Фирт.
В Нью-Йорк она вернулась загоревшая, отдохнувшая и довольная жизнью. В Нассау они расстались как влюбленные, и Джереми, целуя ее на прощание, подарил ей часы «Ролекс», сделанные в форме устричной раковины. «Пусть они тебе всегда напоминают о том времени, когда ты была морским созданием», — улыбнулся он. Шарлотта обняла его, сказала, что она и без часов будет об этом помнить, но все равно спасибо. Всю обратную дорогу до Нью-Йорка она не сводила с них глаз: ей всегда хотелось иметь такие часики.
Домой она добралась только после полуночи, усталая, но счастливая. Теперь она жила уже не с Фредом и Бетси: начавшийся роман заставил ее наконец обзавестись собственным жильем; им стала очень симпатичная квартира-студия в верхней части Вест-Сайда. Квартира состояла из огромной гостиной, маленькой спальни, объемистого стенного шкафа, по площади почти равного спальне и теперь постоянно пополнявшегося все новыми и новыми экземплярами самой дорогой одежды (эта сторона их взаимоотношений весьма увлекла Шарлотту, впрочем не завладев ее чувствами: до встречи с Джереми она не придавала особого значения тому, во что одета, теперь же ей приходилось очень много и часто думать об этом), а также маленькой ванной комнаты и кухни.
Она перекрасила все стены в квартире в белый цвет, на все окна повесила длинные, от потолка до самого пола, занавески из плотного шелка, купила несколько современного вида кушеток, кофейных столиков, стульев и очень большую и просторную кровать и с чувством огромного облегчения начала жить самостоятельно. Джереми она принимала здесь крайне редко (опасаясь неожиданного прихода Фреда, который за первые десять недель ее жизни на новом месте дважды заявлялся к ней подобным образом: не очень часто, но вполне достаточно для того, чтобы держать ее нервы в постоянном напряжении), Крисси же приходила к ней сюда довольно часто, как и Мелисса и Кендрик; она даже устроила однажды тут небольшой торжественный ужин, пригласив на него дедушку с бабушкой, Мэри Роуз и всех троих ее детей (хотя Фредди в самый последний момент отказался, отговорившись тем, что у него невпроворот работы); ужин прошел в очень напряженной атмосфере, но Шарлотта почувствовала, что после этого события она окончательно стала в глазах всей семьи самостоятельным и независимым человеком.
Дома на автоответчике ее ждали два сообщения: одно было от Гейба с просьбой позвонить ему на работу, в какое бы время она ни вернулась, а другое от Крисси, которая по ней очень соскучилась. Шарлотта сварила себе целый кофейник кофе, налила чашку и набрала прямой номер Гейба.
Гейба почему-то очень раздражало то, что она потребовала отпуск; прежде чем отпустить ее, он трижды спрашивал, действительно ли отпуск необходим именно сейчас. Видимо, теперь он собирался так или иначе отомстить ей за упорство.
— Привет, Гейб. Это я. Я вернулась. Что стряслось?
— Да ничего особенного. — Голос у него был какой-то странный и напряженный. — Ты не могла бы приехать сюда? Или я приеду к тебе, если можно. Извини, но это очень важно.
— Ничего. Приезжай лучше ты ко мне, хорошо? На сегодня я уже напутешествовалась и теперь с места тронуться не могу.
— Хорошо. Ты где живешь?