Злые каникулы

Лариса. Пять минут, пять минут… (Из кармана ее халата раздается мелодия мобильника, настолько наглая, что Барский вздрагивает. Выключает пылесос, достает телефон. В трубку.) Да, Витюсик!.. Да, на работе… (Косясь на Барского, вполголоса.) Ты что, дурак? Приличный дядечка. Получлен!.. Ой, мамочки, пол-корреспондент!.. Да ну тебя, совсем дурак!.. Ой, правда? И на когда?.. Ой, как же, я ж еще сегодня к двоим должна, к Куприянову, к Синельникову… Ладно, ладно, постараюсь… Что ж ты такой Отела, я ж тебе честно сказала – прогнала его, наркошу, навсегда. В общем, часика через три. Позвоню. Ага, чао. (Кладет телефон в карман, включает пылесос, принимается пылесосить в ударном темпе. Поет.) «А ты такой холодный, как айсберх в океане. Чего ж такой холодный, совсем холодный ты!?» (Закончив, выключает пылесос. Барскому.) Я тут – всё. Пойду на кухню. Я сегодня – по-быстрому. А второго числа приду. Так я пошла?

Барский. Да-да, конечно.

Лариса выходит, выволакивая за собой пылесос, закрывает дверь. Льется вода, слышно, как она, что-то напевая, гремит посудой.

Барский, оставшись один, достает свой мобильник.

Барский (в трубку). Розочка? Ну вот, теперь, пожалуй, получше… Кое-как… Иногда на своих двоих, а когда обостряется – тогда на колесах… Говорю ж, убирает, нет, не без присмотра… Да-да, не волнуйся, все записал, не потеряю. А телефона ее нет?.. Ну нет – и нет… Не знаю, может быть… Ой, да не лезь ты!.. Ну, спасибо, спасибо еще раз!.. Так я не понял, ты сама-то когда ложишься?.. Что? Уже? Оттуда и звонишь?.. И когда операция?.. Прямо сегодня?! Ну, однако!..

Лариса, уже одетая, просовывает голову в дверь.

Лариса. Так я побёгла. Дверь захлопну. С наступающим! Барский. Спасибо, и тебя.

Лариса. Чао!

Барский машет ей рукой. Через секунду доносится хлопок двери.

Барский (в трубку). Ой, да знаю тебя, у тебя все «не страшно»! Да, понимаю. Сама потом позвонишь? Только – обязательно! Буду волноваться!.. Что, уже пришли!.. Все, все, отключайся! (Закрывает телефон. После паузы, про себя.) Да, в один день и в одном роддоме, так оно и было… Или в самом деле написать?.. Чушь! Вот так вот, после всего: здрасьте-мордасте… А толку?.. Какой она сказала город?.. (Отъезжает на кресле к журнальному столику, шарит по нему – ничего нет. Судорожно роется в карманах в карманах, под пледом – нет ничего.) Черт, ведь только что записал!.. Чудеса!.. (Осматривает всю комнату – ничего не находит. После раздумий достает телефон, набирает номер.) Алло, Розочка! Тут со мной комедия такая, записал – а бумажку… Что? Не Роза?.. Не туда попал?.. Туда?! А это кто?.. Ах, дочь? А Роза где?.. Увезли готовить к операции? Уже?.. Понял. Извините. (Дает отбой. Про себя.) Уже и увезли… (После паузы.) Но как же так?! Как же это я? Вот же чудак на букву «эм»!.. Улицу помню – Оук-стрит, четыре, Дубовая улица. А город… (Объезжает всю комнату.) Ну где, где?!.. Куда я мог?..

Кипетясь, стремительно выезжает из комнаты. Из недр квартиры доносится грохот и звон чего-то рухнувшего и вопль Барского «Ё-кэлэмэнэ! Ну кто ж так швабру ставит!»

Снова въезжает в комнату, потирая ушиб на голове. Оглядывается вокруг.