Злые происки врагов

Ты знаешь, Геля умела себя преподнести. При поверхностном знакомстве с ней никому бы и в голову не пришло, насколько ее внутренний облик не соответствует внешнему. Я поняла это раньше других, ведь передо мной она не притворялась. Но любовь — чувство иррациональное. Если ты любишь человека за какие-то его достоинства, значит, скорее всего, ты не любишь его вовсе. Даже зная, что Гелена лицемерна, бессердечна и властолюбива, я все равно была по-собачьи ей преданна. Все детские годы. А потом начала копить на нее обиду.

Геля не скрывала, что видит во мне полное ничтожество. Она не считала нужным стесняться меня, как не стесняются рабыни, комнатной собачки, мебели. Если она разговаривала с кем-то, и ее собеседник вдруг обращался ко мне, она оборачивалась с таким удивленным видом, будто он заговорил со стеной. Ей даже не приходило в голову, что она меня обижает. Она делала это походя, сама того не замечая.

Помню, как-то я показала ей мальчика-старшеклассника, который мне нравился. «Ну ты замахнулась, Белоусова! — сказала она. — С твоей-то рожей…» Если я получала на контрольной «четверку», она вскидывала бровки: «Признайся, у кого списала?» Когда я еще в одном из средних классов проговорилась ей, что хочу поступать в медицинский, она посоветовала мне сразу после восьмого пойти в медучилище. «В институт тебе все равно не пробиться, только время даром потеряешь». Кстати, «ободренная» таким прогнозом, я поступала три года…

В общем, моя обида росла, и в один прекрасный день, я поняла, что ненавижу Гелену. Она унижала меня, отнимала остатки человеческого достоинства, подрывала веру в себя. Знаешь ведь, короля играет свита. А она играла мою никчемность, и убедила в ней всех, в том числе и меня саму. Но самое неприятное заключалось в том, что я, прозрев, не могла ничего изменить. Не могла даже высказать Геле все, что у меня на душе. Наши отношения сложились так давно и прочно, я настолько вросла в образ бессловесной верной подруги, что у меня не хватало ни мужества, ни решимости расстаться с привычной ролью. Собачонка должна взбеситься, чтобы укусить хозяина, даже если хозяин ее регулярно бьет. Короче говоря, изнутри меня разъедала горечь и ненависть, а внешне все оставалось по-прежнему. В конце концов я, наверное, дошла бы до нервного срыва, если бы не нашла клапан, который позволял мне потихоньку стравливать пар. То есть самой бы мне его ни за что не найти, но меня ткнули в него носом.

Самое большое наслаждение Гелене приносила власть над людьми. Она выбирала себе жертву, приручала ее, потом публично вываливала в грязи, поднимала на смех, а доведя человека до полного отчаяния, обласкивала снова. Она чувствовала себя чуть ли не богиней, когда оплеванный и растоптанный раб клялся ей в вечной любви. И вот однажды она не рассчитала своих сил. Нарвалась на очень самолюбивого и злопамятного подопытного кролика. Я имею в виду Егора Ковалева. Он не простил Геле унижения и изобрел тот самый способ мести, который я потом взяла на вооружение.

Дело было на репетиции школьного театра. Мы собирались ставить «Снежную Королеву». Светозаров, наш руководитель, роздал нам текст пьесы, а потом собрал всех на обсуждение. По традиции мы разбирали характер каждого героя, а потом решали, кому дать соответствующую роль. Начали, естественно, с Герды.

Все единодушно сошлись во мнении, что она мужественная, храбрая, целеустремленная, верный и надежный друг. Встал вопрос, кому дать ее роль. Записные подпевалы хором предложили Гелену, зная, что она любимица Светозарова и вообще всегда на первых ролях. Тут встал Ковалев и сказал, что, по его мнению, Геле куда больше подходит роль старушки-феи, околдовавшей Герду, чтобы та забыла Кая. А что касается Герды, то лично он знает только одну девчонку с такими чертами характера, но она, к сожалению, не имеет отношения к театру. «Это не беда, — сказал заинтригованный Светозаров. — Мы могли бы пригласить ее для участия в этом спектакле. Как зовут вашу кандидатку?» Ковалев назвал тебя. Поднялся переполох. Одни соглашались с Ковалевым, другие говорили, что ты гораздо больше подходишь на роль Маленькой Разбойницы, третьи вообще не желали видеть тебя в своих рядах. О Гелене все забыли. Только два человека наблюдали за ней в эту минуту — я и Ковалев. Ее всю перекосило от злобы, а лицо стало белым-белым и даже губы как будто выцвели. Я, конечно, и прежде знала, что она тебя ненавидит, но не представляла, до какой степени.

До сих пор я слушала молча, помня о просьбе Белоусовой не перебивать ее, но тут не выдержала:

— Но почему? Почему она меня ненавидела?

— Могу с ходу назвать десяток причин. Ты не поддавалась ее обаянию, не завидовала ее красоте и талантам, не уступала ей в остроумии. Тебя уважал сам Резник, перед которым трепетала вся школа. Ты не боялась противостоять самодурству Салтычихи — рассказы о ваших схватках гуляли по всей школе. Тебя цитировали, тебе подражали, твое слово считалось надежным, как…

— Ты меня смущаешь, — перебила я. — Довольно, я поняла общую идею.