Злые происки врагов

Через пару минут молодой человек снова открыл глаза, достал из кармана платок и провел им по лицу. Капельки пота и свинцовая бледность пропали, на лицо вернулись краски. Воскрешенный сел, посидел немного, словно прислушиваясь к себе, потом встал на ноги, отряхнулся и отрекомендовался с виноватой улыбкой:

— Виктор.

— Варвара. Вы уже совсем ожили или может случиться рецидив?

— Надеюсь, что совсем, но… — Он замялся. — С моей стороны будет очень большой наглостью, если я попрошу вас проводить меня до дома? Отсюда полчаса на машине, дорогу туда и обратно оплачиваю, естественно, я. И угощаю обедом. Сегодня же, если вы не торопитесь, или в любой другой удобный для вас день.

— Мне нужно позвонить. — Я огляделась, высматривая телефон-автомат.

— Прошу. — Виктор достал из внутреннего кармана мобильник и протянул мне.

Я позвонила в издательство, извинилась и, сославшись на непредвиденные обстоятельства, перенесла встречу на завтра.

Виктор держался безупречно — не смущал меня избыточными проявлениями благодарности, не цепенел от неловкости, не пытался заигрывать. Его манеры были естественны и сердечны. Он оказался неплохим рассказчиком и хорошим собеседником — внимательным, чутким к переменам настроения визави, искренне заинтересованным. Сначала я не собиралась принимать его приглашение на обед, думала, что довезу больного до дома и поеду по своим делам, но Виктор очень мило настоял на своем, уверяя, что он прекрасный повар и я представить не могу, как много потеряю, если не останусь.

Он действительно очень ловко управлялся с кухонной утварью. В мгновенье ока приготовил превосходный салат из креветок, а потом божественный мясной рулет с какими-то редкими пряностями. За обедом он признался мне в любви к Франции — к ее литературе и живописи, вину и кухне, ландшафтам и архитектуре. Его красочные живописания французских провинций и Парижа сделали бы честь любому путеводителю.

Потом Виктор смешно рассказывал о своей неудачной попытке приготовить виноградных улиток — как он долго ползал, собирая их, по винограднику, как три дня откармливал пленниц белым хлебом, а когда пришла пора посадить их на соль, чтобы они выпустили слизь, жалость к божьим тварям победила страсть гурмана, и он отпустил бедняжек на волю. Еще он весело подшучивал над своим французским прононсом, рассказывал о забавных недоразумениях, которые возникали, когда он пытался флиртовать с француженками.

В ответ на его расспросы я призналась, что никогда не бывала в Европе дальше Праги, что предпочитаю городским пейзажам дикую природу, и рассказала, как убегала от валдайского медведя, исступленно колотя ложкой по котелку, до тех пор, пока он не завопил человеческим голосом: «Постойте же, девушка! У вас курева не найдется?» Потом я вспомнила Петербург и взяла назад свои слова о городских пейзажах и дикой природе. Виктор через силу согласился, что Петербург красотой не уступает Парижу.

Разговор перешел на литературу. Он восхищался стихами Вийона, Апполинера, Бодлера, а когда речь зашла о прозе, у нас завязался спор. Я ничего не имею против Франса, но решительно засыпаю при попытках почитать Пруста. Виктор недоумевал по поводу моего пристрастия к английской литературе, из которой он признавал только Шекспира, да и то без энтузиазма. Но расхождение во мнениях не привело к мордобитию. Мы подняли бокалы за великую многогранную европейскую культуру и помирились.

Провожая меня до такси, которое он предварительно вызвал по телефону, Виктор еще раз поблагодарил меня за свое спасение и за прекрасный вечер, а потом с несвойственной ему робостью протянул визитную карточку.

— Из боязни показаться навязчивым, я не хочу просить у вас номер телефона, Варвара. Но буду счастлив, если вы позвоните мне. — С этими словами он посадил меня в машину, авансом заплатил таксисту и махнул на прощанье рукой.

Если бы Виктор поменьше старался и не произвел на меня такого приятного впечатления, я бы несомненно сохранила его визитку, поскольку его вполне можно было отнести к мужчинам, привлекающим меня физически. Но мои строгие правила не позволяют сближаться с человеком, отмеченным и другими ценимыми мной достоинствами. А потому я выбросила карточку в первую попавшуюся урну.

Прошло около недели. Я снова шла по той же улице к метро, и опять на этом пути меня поджидал сюрприз. На этот раз мое внимание привлек денди в безупречном костюме и с огромным букетом красных роз в руке. Несмотря на дорогой костюм и цветы, фигура выглядела такой понурой, словно щеголь дежурил на тротуаре уже несколько суток. Потом он повернулся в мою сторону, и я узнала Виктора, просиявшего при виде меня, словно драгоценности короны.

У меня упало сердце. Я понимала, что придется его послать, и послать грубо — так, чтобы у него никогда больше не возникало желания подойти ко мне ближе, чем на пушечный выстрел. Мысль об этом не доставила мне радости, но другого выхода не было. Однажды, эн лет назад я уже смалодушничала в подобном случае. До сих пор не могу вспоминать без судорог, к чему это привело.