Злые вихри

Правда, есть одинъ человѣкъ, съ которымъ не холодно, это -- Вово. Онъ чуть ли не одинъ остался отъ прежняго времени. Несмотря на свое удивительное подчасъ легкомысліе и мелочность, онъ все-же не измѣнилъ, вмѣстѣ съ измѣнившимися обстоятельствами, какъ измѣнили другіе. Что-жъ такое, если онъ производитъ впечатлѣніе вѣчнаго полуребенка, если онъ довольствуется самымъ пустымъ существованіемъ и никогда не могъ ни на чемъ серьезно остановиться. Все же онъ гораздо выше множества людей, считающихся серьезными. Онъ честенъ и добръ, ни въ комъ не заискиваетъ, неспособенъ ни на какую интригу. Съ нимъ случаются минуты духовнаго просвѣтлѣнія, когда вдругъ, сквозь оболочку свѣтской маріонетки, проглядываетъ что-то разумное, сердечное, человѣческое.

Къ нему бы? Только, вѣдь, неизвѣстно, на какую попадешь минуту, а главное,-- гдѣ же его искать: въ этотъ часъ онъ ужъ кончаетъ свой туалетъ и начинаетъ свое вѣчное порханіе по городу.

Никого нѣтъ, кромѣ Алины. Эту недѣлю, до вчерашняго дня, Аникѣевъ мало о ней думалъ, онъ думалъ только о Сонѣ. Но записка, прочтенная имъ вчера вечеромъ, опять его отравила. Не забывая о Сонѣ, то и дѣло мучительно возвращаясь къ ней мыслями, онъ чувствовалъ, однако, что образъ Алины снова вернулся, что онъ здѣсь -- и не уйдетъ.

То было жуткое, мучительное и въ то же время зачаровывающее ощущеніе. Въ немъ заключался и паническій ужасъ близости призрака и сердечная радость близости живого, любимаго существа. Аникѣевъ сталъ, наконецъ, удивляться, какъ же онъ могъ эти дни, эти мучительные дни прожить безъ Алины -- до того возростало въ немъ, съ каждой минутой, страстное влеченіе къ ней, желаніе скорѣе,-- скорѣе ее видѣть, слышать ея голосъ...

Самъ того не замѣчая, онъ ускорялъ шагъ и, повернувъ отъ Лѣтняго сада на набережную, почти бѣгомъ спѣшилъ къ ея подъѣзду.

Теперь ему казалось, что онъ непремѣнно опоздаетъ, что вотъ она, можетъ быть, въ эту самую минуту уже выѣхала изъ дому, что онъ засталъ бы ее, если-бъ не потерялъ даромъ столько времени.

Если ея нѣтъ, если онъ не можетъ сейчасъ же ее увидѣть,-- что станетъ онъ дѣлать? Ему уже представлялось, какъ онъ долгіе часы, въ томительномъ нетерпѣніи, ходитъ взадъ и впередъ по набережной...

Запыхавшись, съ громко стучащимъ сердцемъ, отворилъ онъ тяжелую дверь. Швейцаръ, очевидно, его узнавшій, сказалъ ему:

-- Княгиня дома, только врядъ ли принять могутъ.

-- Отчего?

-- Да онѣ что-то нездоровы, второй день не выѣзжаютъ! Однако, распоряженія никакого не было-съ. Я сейчасъ позвоню, вы извольте отдать свою карточку человѣку...

Черезъ нѣсколько секундъ съ лѣстницы сбѣжалъ длинный молодой лакей, сіявшій бѣлымъ галстухомъ и гербовыми пуговицами. Онъ почтительно принялъ отъ Аникѣева карточку и также быстро поднялся по широкимъ ступенямъ.

Аникѣевъ совсѣмъ застылъ и смутно чувствовалъ, что если Алина не приметъ его,-- онъ никогда больше къ ней не вернатея.

Прошло двѣ-три длинныя минуты.

-- Пожалуйте!-- раздалось, наконецъ, сверху.

Тогда онъ медленно снялъ съ себя пальто и сталъ подниматься по лѣстницѣ.

Тотъ же молодой лакей провелъ его по знакомымъ уже комнатамъ и оставилъ у спущенной портьеры, за которой была та уютная маленькая гостиная, гдѣ нѣсколько дней тому назадъ скрипящій голосъ «la bête» нарушилъ наплывшее было любовное очарованіе.

Аникѣевъ не успѣлъ еще рѣшить -- слѣдуетъ-ли ему пройти туда или подождать, какъ шевельнулась портьера. Но это была не Алина, а молоденькая хорошенькая дѣвушка съ хитрыми зеленоватыми глазами, въ гладкомъ темномъ платьицѣ, черномъ шелковомъ передничкѣ и съ манерами скромной институтки.

Вѣра граціозно поклонилась, остановила на лицѣ Аникѣева слишкомъ внимательный взглядъ и нѣжнымъ голоскомъ произнесла:

-- Княгиня васъ просятъ... только онѣ извиняются, онѣ совсѣмъ нездоровы... Пожалуйте за мной, я васъ проведу.

Онъ послѣдовалъ за нею черезъ маленькую гостиную, прошелъ еще одну какую-то комнату. Затѣмъ Вѣра отворила дверь, пропустила его,-- и сама исчезла, громко щелкнувъ за нимъ дверною ручкой.

Аникѣевъ очутился въ обширной комнатѣ, затянутой пушистымъ блѣднымъ ковромъ, задрапированной бѣлымъ шелкомъ съ затканными по немъ, тоже блѣдными букетами. Онъ увидѣлъ свою фигуру, отраженную въ громадномъ трюмо, увидѣлъ туалетный столъ, жардиньерку съ разноцвѣтными душистыми гіацинтами, всякія шифоньерки, столики, бездѣлушки. Онъ понялъ, что это спальня Алины.

Когда она, въ тотъ разъ, показывала ему свое помѣщеніе, она отворила и эту дверь, сказавъ: «это моя спальня». Но онъ тогда заглянулъ, ничего не видя, и тотчасъ же отошелъ отъ двери, почувствовавъ неловкость и какое-то тоскливое раздраженіе.

Да, это спальня Алины. Но гдѣ же кровать? Гдѣ она сама?

-- Это вы?-- услышалъ онъ ея тихій голосъ.